Это наверное не правильно думать о смерти. Но я думаю. Часто. Не потому, что большая половина прожита, не потому, что войны и брошенные дети, не потому, что страшит неизвестность, не потому, что другие берега. А просто мне кажется, это важно – помнить о ней. Хотя бы потому, что в эту самую минуту все наши роли куда-то сразу исчезнут. Растворятся. Останется просто «Я». За ролями вслед исчезнет и ВРЕМЯ – прошлое, будущее. Остается только НАСТОЯЩЕЕ.
У моих дверей лежит охапка горных подснежников. Таких бледно-бледно-сиреневых. Они пахнут свежестью и весной. Они пахнут бесконечной прекрасной жизнью. Ты, должно быть, встал рано-рано утром, что б успеть нарвать их до того, как я проснусь. А ведь идет снег с дождем и очень ветрено. Апрель. Мне лет четырнадцать, тебе – пятнадцать. Ты перебираешь струны и поешь. Я верю каждому твоему слову…
Здравствуй. Твой город-я прекраснее не знаю. Твой дом – болезненный мой бред. Ты так похож на поэта свой утонченностью и высоким лбом. Мы влюбились друг в друга с первого взгляда, как в кино. Оказалось, что так бывает. О чем мы говорим? Кажется, больше молчим. Да, просто молча бродим по твоему городу. Мы не знаем ничего друг о друге и не спешим узнать. Собственно, так и не узнаем. Только вот танец. Волнение настолько охватывает нас обоих, что, кажется, лбами мы друг друга не просто касаемся, сколько поддерживаем, что б не грохнуться в обморок…
Ты же стоишь у полотна моего любимого художника, смотришь и почему то улыбаешься. Или неслышно входишь в библиотечный зал и тихо дотрагиваешься сзади моего плеча. Я что-то конспектирую, ты листаешь альбомы. Говоришь, говоришь… о том, что обязательно должно случиться в твоей жизни. А ведь все так и случится. Мы где-то высоко над вечерним городом вдыхаем осень и свободу. Я знаю, что не ты будешь рядом со мной. Нет, не ты. Я люблю весь мир и тебя как его часть. Я улыбаюсь. Мне легко и спокойно.
А вот с тобой мы встретимся зимой. Будет январь. Хлопьями снег. Я – в зеленой, вязанной «смешной» шапочке и клетчатом пальто. Мы произнесем наши имена, протянем друг другу руки. И с той самой минуты, да-да, с той самой я пойму, что это – ты. В тебе всегда солнце. Оно играет в твоих глазах и рыжей бороде. Мы знаем друг друга давным-дано, может даже несколько жизней. Как же это естественно, странно и волшебно, что мы вновь встретимся! Мне всегда хорошо с тобой. Я уже знаю. Ты – рядом.
Но нет… не то. Не о том.
А может это…
Это когда вечер, зима, фонари, снег и я – в санках с запрокинутой головой ловлю ртом снежинки.
Или так. На столе черешня – спелая, сладкая, яблочки – маленькие, ароматные, хрустящие…
Свеже-жареные блестящие кофейные зерна на газете.
Или сентябрь, школа, а дома – все, и запах только что замаринованного красного перца.
А на улице жгут листву.
А вечером. Прямо в окна светится «Ателье мод» тремя прекрасными женскими фигурами в шляпках, с сумочками и на каблучках. Все они завораживают своими неоновыми свечениями – красным, желтым, зеленым. Красным. Желтым. Зеленым…
Нет не то опять. Зыбко, иллюзорно…
Но подожди, подожди… Это ведь жизнь.
Что-то должна была понять, что то изменить… Успею ли? Получится ли? Ну давай, давай, вспоминай… например, людей. Хороших, приятных, счастливых, любимых. Зачем? С ними и так все благополучно. Других, других давай вспоминай – тех, от которых боль и никуда не деться – они всегда внутри нас. Изо дня в день, лоб в лоб, локоть к локтю. Что сейчас? Они по прежнему в том же статусе, а может исчезли из жизни, а может пребывают в вечной роли учителей?
Все!
Подожди, подожди… а дальше?
Дальше как всегда.
Возвращаются роли, возвращается время – прошлое и даже будущее.
И «Я» уходит со мной за хлебом.
Долго cтоит на перекрестке.
Красный. Желтый. Зеленый.
Красный. Желтый. Зеленый.
Это был тяжелый восемьдесят восьмой. Хозяин Белки появился на свет не просто, но вовремя и не видел всего, что происходило за два месяца до его рождения, хотя еще как чувствовал… А его деду так и не суждено было увидеть внука, ибо за два месяца до его рождения он покинул этот мир…
Белка – это вовсе не белка, а щенок. Импортный. Белый, с черным пятном на глазу. В породе я так и не разобралась. Появилась Белка где то на второй месяц после рождения нашего первенца и довольно долго молча ждала своего часа на полке. Имя щенку дала я, сделав это весьма поспешно, ибо, как потом оказалось, ее истинный хозяин долго не мог понять, почему Белка и белка не выглядят одинаково.
Вскоре Белка заговорила. Конечно же, заговорила она раньше хозяина и, естественно, моим голосом. Ну а потом и хозяйским.
В тот страшный день землетрясения Белка и сын были наспех укутаны во все одеяла и долго ждали во дворе дома, когда же наконец перестанет трясти… Белка как могла тогда утешала и кажется в тот самый день поклялась служить своему хозяину верно и преданно всю свою жизнь.
В темные и холодные девяностые она всегда была рядом. В единственном, обогреваемом настоящей печкой-буржуйкой помещении – кухне, варился обед, сушились ползунки, плескался в тазу ребенок, собирались люди, пелись под гитару песни и рассказывались всевозможные истории, а тлеющие угли, заменяющие телевизор, располагали к долгой медитации. Здесь Белка и проводила все свое время вместе с хозяином. Именно с тех пор у нее на боку появилось желтое пятно – ожог от печки.
Потом она переезжала и даже меняла страны – жаркие, холодные…
На днях, прибираясь у своего сыночка, я решила, что Белке давно уже место в какой-нибудь коробке из под обуви, а не на полке в комнате высокорослого двадцатишестилетнего детины… Куда там! На следующий же день было обнаружено мое вероломное вторжение и подлая кража.
Ну откуда мне было знать, что та клятва у них была обоюдной…
Наш любимый район в Торонто – это The Beaches. Он какой-то человеческий – ни деловой и ни спальный, ни туристический и ни криминальный – нормальный, человеческий район: бабушки с внуками, дедушки с бабушками, мамы с детьми, папы с мамами, гурьбой – мальчишки, гурьбой – девченки, много людей с собаками. Здесь нет больших плаз, здесь – обычные маленькие магазинчики, кафе… Queen street east. Это место мало чем отличается от почти любого северо-американского городка, разве что большим количеством людей.
Здесь так же много ресторанчиков с открытыми террасами. Аппетитные запахи пленяют. Но где-то в центральной части улицы есть два невзрачных магазина, расположенных один за другим. В одном – продают хлеб, а в другом – сыр. Ах, какой тут сыр! Длинная витрина с выставленными головками сыров пестрит флажками стран – производителей. Мы ищем глазами наш флажок – такого нет. Покупаем свежевыпеченный хлеб и сыр. Запах этих ароматов сводит с ума. Мы направляемся к набережной, к нашему пирсу. В самом его конце, уходящем в Онтарио, громадные камни-валуны. Мы устраиваемся на одном из них. Отсюда здорово наблюдать за парусниками. И так ближе к воде. Сегодня никого нет. Прохладно.
