© Елена Свитова, 2021
ISBN 978-5-0051-8877-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Если бы, да кабы…
«Еслибыда-кабыда» – так мы говорим друг другу в семье, мечтая.
Мечтать, говорят, не вредно!
Мечты – они воплощаются.
Мы, правда, не понимаем, как – и какие.
Забываем, отпускаем, только иногда удивляемся: вот же он, дом, который я «заказывала» много лет назад, осталось только колокольчик повесить (там обязательно должен был быть колокольчик), и водичку облагородить. И дети – вот же, трое… Ну, не Катя, а Митя – но Митя-то лучше Кати!!!
Намного лучше.
А давайте помечтаем о том, чего мы хотели бы в отношениях с детьми.
Просто помечтаем.
Вот они – дети, вот она – мама, усталая, замотанная, ей и приготовить, и постирать, и от компа оттянуть, и уроки проверить…
Еще, не дай бог, работа! Не представляю, как это – еще и работа.
Правда, мне все говорят, что я много успеваю, удивляются, что я нахожу время писать.
А я вот… помечтала.
И все срослось.
Мечтать совсем не вредно!
Мечтала я как-то раз совсем уйти.
Да-да: свалить, уехать, бросить семью!
И мне самой такие мысли доставляли столько боли!
Я слышала о мамах, которые уехали и больше не появлялись. Культивировала эти истории, пыталась надеть на себя – не получалось.
Мой психотерапевт убеждал меня, что… не поможет мне какой-то там двухнедельный отпуск.
И я не ездила.
Не ездила в отпуск!
Представляете?
Я все время была здесь, с детьми.
Мыла, стирала, – хорошо, что гладить не хочу и руководствуюсь израильскими традициями не делать этого, – готовила, придумывала.
Больше, конечно, придумывала: как и чем накормить, во что одеть, как поиграть и что дать, чтобы дитя развивалось.
Дитя должно было развиваться.
Обязательно!
Неразвитое дитя – это стыдно.
Особенно у меня, такой развитой: бабушка – учитель, мама – инженер, все родители – эмгэушники, один отец – завкафедрой химии в институте, другой – про менеджмент еще в лихие девяностые работал, и я умница-красавица, пианистка и педагогша, и стишки пописываю…
Это такая мука – воспитывать! – как говорила Фрекен Бок.
Особенно с таким заплечным багажом, как преподавательско-кандидатское семейство.
Девочка должна играть! – и девочка играла.
Девочка должна читать! – и девочка читала.
Девочка должна учиться! – и девочка училась напропалую.
И сейчас все учится и учится, то психологии, то скрипку схватит, то кларнет, то вчитается и распишет что-нибудь важное по пунктам, то прочитает книжку – и детям тащит, посмотрите, мол, что я вычитала! Вяжет, играет, читает, пишет, иногда – танцует, иногда даже в хоре поет – а когда, когда детьми-то заниматься, спросите вы?
А некогда.
Размечталась!
Вы не поверите, куда я сегодня отправила письмо.
Я сегодня отправила письмо… в детский хоспис.
Я хочу там работать.
Волонтерить.
Так и слышу рой возмущенных голосов: ты что, дура совсем? Тебе еще и этого не хватало? Мало тебе школы, мифов, музыки, психологии, писанины с детьми и без – и открыточек из бисера, и ракушечек с камушками по всему дому?!
Жадина!
Мало тебе своих троих, здоровых и прекрасных – нужны больные, причем неизлечимо?!
Это уже, скажут мне, граничит с патологией.
Поэтому я считаю, что имею право помечтать с вами, Хорошие Мамы.
Я – так называемая в народе «мать-ехидна», обычный такой препод, забрасывающий свою семью ради чужих детей, а моими ресурсами восхищаются все вокруг, и этими самыми позабытыми детьми (один вырос и сейчас спит – он ночью развлекался, второй сидит с племянником за компом и телефоном, третья бренчит на гитаре) тоже восхищаются.
И я учу других жить.
Потому что сама живу неправильно, выпукло неправильно – и… очень ресурсно.
Мои дети – кто они?
Обычные такие ребята.
Очень красивые, очень талантливые, очень умные, очень добрые (ну, дочка злюка, конечно, но в глубине души… расскажу позже!), очень любимые.
И мы с ними любим обниматься, болтать, гулять, шушукаться и смеяться.
Мы с ними не любим учиться, делать домашние дела, и…
Я начала писать, что мы с ними «не любим», и поняла, что не могу этого написать.
Начинаю думать, чего не любят они.
И это правильно: я бы с радостью всех заучила, замучила, затарила картошкой и одарила половыми тряпками, а я этого не делаю, потому что – нет.
Это мой младший так говорит: «нет».
Тихо и веско.
И ничего не сделаешь, только руками развести – и отстать.
Начиналось все очень плохо.
Со старшего.
Со старшего чаще всего все начинается как первый блин – или отрезанный ломоть, что, конечно, совсем грустно, но бывает! – мы читаем всякие книжки типа доктора Спока, что запрещено, чего делать ни в коем случае не стоит и чего нельзя допускать ни при каких обстоятельствах.
«Нет», как сказал бы младший, если бы родился в то время.
На этих «нетах» строим свою жизнь.
Пытаемся!
А они очень сопротивляются.
Мой сын стал сопротивляться с самого начала, досидев в животе до сорок третьей недели и не отваживаясь родиться, даже когда решил: из меня его, извиняюсь, выдавили.
А это, скажу я вам, какая-то из пренатальных матриц, если руководствоваться трансперсоналкой: принял решение не рождаться – теперь всегда придется тянуть за уши.
Или… не придется?
Я – тянула.
Доразвивала за первые три месяца до такой степени, что невропатолог счел это чудом: он пытался нас успокаивать вначале, чтобы мы не ждали быстрых результатов, что повернется, сядет, пойдет – но позже, позже, пусть оклемается после таких ужасных родов, эму потребуется больше времени, чем другим детям, это не страшно, подождите.
А тот и повернулся, и сел, и пополз, и пошел в сроки, опережающие среднюю статистику.
Вот ведь тревожные перестраховщики! Массажи, книжки, ванны, Бродский во время кормления – а как еще-то? Я и не знала, что можно по-другому.
Вычитала, что нельзя пыль вытирать, когда кормишь.
Потом – вытирала.
А с ним – никогда.
Вычитала, что надо кружочки разноцветные над кроваткой повесить.
Чтобы цвета учился различать.
Висели.
Следующих младенцев и в кроватке редко оставляла, под бок – и спать. Какие кружочки? Мир такой разноцветный!
А его – никогда.
Под бок-то.
Не дай боже, задавлю.
Страшилок было немеренно!
Ох, а эти бутылочки… С десяток бутылочек с разными лекарствами, порошками, каплями; одни – до еды, вторые – в еду, третьи – после, четвертые – между.
Какая же я была бедная!
Помню, как плакала с ним вместе.
Не помогали ни врачи, ни диеты, ни схемы, ни смены питания: ребятенок всегда, всегда плакал.
Это очень выматывало.
Нам говорили: подождите месяц, все пройдет.
Я говорила: я до завтра не доживу.
Потом нам говорили: в полгода все наладится.
Я немела.
Потом – что в год проблемы уйдут в прошлое.
Я нервно смеялась.
Когда в садике сыночек не давал мне выйти из группы, чтобы заскочить с каким-нибудь списком к какой-нибудь заведующей или медсестре, визжа и цепляясь за ногу – а надо учитывать, что это была группа, в которой я работала, поэтому с ним никогда, никогда не расставалась! – я уже малость злилась.
