Серебристые жалюзи не впускали в комнату ночь. Кабинет, расположенный на девятом этаже высотного здания, был освещен мягким светом тяжелой люстры, и пронзительно-янтарные зайчики ныряли с потолка в хрустальные рюмки с коньяком, заставляя жидкость сиять и переливаться.
Коллекционный коньяк из запасов Вячеслава Матвеевича Куницына, президента компании «Ойлэкспорт интернешнл», оставался нетронутым. Роман Шухов, васнецовский богатырь с могучими плечами и окладистой каштановой бородой, сидел в невероятно напряженной и неудобной позе на самом краешке кресла и не сводил глаз с босса.
Вячеслав Матвеевич отодвинул рукой несколько планок жалюзи и посмотрел в окно. Ночной город плескался внизу разноцветными брызгами: пульсировали росчерки малиново-красных неоновых трубок, мелькали золотистые автомобильные огни.
– Не могу поверить, – сказал президент, – Глеб не способен на предательство.
Роман сокрушенно вздохнул, излучая потоки молчаливой скорби. Факты оставались фактами. Глеб Николаевич предал своего лучшего друга.
Вячеслав Матвеевич вернулся к столу и снова взялся за пачку злополучных факсов – длинные усеянные микроскопическими цифрами рулоны бумаги, присылаемые из Германии, которые отражали движение денег по зарубежным счетам компании «Ойлэкспорт интернешнл». Безналичные доллары и марки, собственность президента Куницына, омывали банковские артерии полноводной рекой, но один маленький, тонкий, но стабильный ручеек уходил куда-то в сторону. Как только что доказал своему шефу Роман Шухов – в сторону не менее богатых и плодородных зарубежных владений Глеба Николаевича Батурского, близкого друга Вячеслава Матвеевича.
Молодой, кареглазый и краснощекий Роман шевельнулся в кресле, бросил вожделенный взгляд на коньяк, который он сейчас с удовольствием бы выпил, и удрученно покачал головой:
– Не мне судить, но, очевидно, игра по-крупному не предусматривает таких понятий, как «дружба» и «честность», Вячеслав Матвеевич. Я заподозрил неладное еще два месяца назад и, поверьте, даже боялся намекнуть вам об этом. Мысль, что ваш лучший друг и партнер нечистоплотен в делах, казалась мне кощунственной и нелепой. Я стал присматриваться и анализировать, результат меня ошарашил – вот так тихо и незаметно в крошечную, но очень остроумно устроенную щелочку из компании утекло около двух миллионов.
Вячеслав Матвеевич вздохнул. Ему легче было навсегда проститься с двумя миллионами долларов, чем с другом Батурским.
– Да, Роман, ты проделал каторжную работу, но знаешь… Я уверен, это немцы! Их жадность беспредельна. Или просто ошибка банковского компьютера. У тебя новый одеколон? Не дурно.
– У вас исключительное обоняние, Вячеслав Матвеевич. Я всегда удивля…
– Но я уверен, это происки немцев, Рома, поверь мне!
Роман скептически усмехнулся. Упертый старикан! Крут, умен, решителен в делах, в океане бизнеса резвится как игривый дельфин, конструирует эйфелевы башни многоступенчатых и замысловатых сделок, в отношениях с партнерами – железобетон, замешанный на звериной интуиции и сократовском уме. И откуда ни возьмись – непонятная Роману сентиментальность! Ведь видно по глазам – знал об утечке информации и денег, знал, но не хотел себе в этом признаться. Цепляется за любимого Глеба, не желает верить в его виновность. Поник, осунулся, даже побледнел, едва взял в руки бумажную простыню, где скрупулезный и въедливый помощник ярко-розовым маркером отметил загадочные суммы, планомерно уплывающие со счетов «Ойлэкспорт интернешнл».
– Значит, так, Роман. Завтра же ты летишь в Нюрнберг. Сними копии с этих факсов, прижми немцев к стенке. Во всем разберись.
– Хорошо, Вячеслав Матвеевич. – Роман выбрался из своего кресла, замешкался. – Я допью коньяк? Исключительный букет, Вячеслав Матвеевич.
– Между прочим, подарок Глеба, – горько заметил Куницын. – Принес мне эту бутылку два года назад, мы с ним отмечали…
Президент компании недоговорил, перевел взгляд с сочувствующего Романа куда-то ввысь и погрузился в размышления.
В дверях Шухов оглянулся. Серые глаза Вячеслава Матвеевича потемнели, шеф сейчас иллюстрировал собой прогноз погоды «грозовая облачность». Если и жили в сердце президента ненужные сегодня рыцарские сентиментальность и благородство, то он готов был в любой момент вытравить их. Роман поежился и на долю секунды ощутил жалость к Глебу Батурскому.
Безоблачное сентябрьское небо было ярко-синим, солнце просвечивало сквозь золотые ветви деревьев и ощутимо припекало.
На одной из московских улиц, жестоко наехав на Правила дорожного движения толстыми рифлеными колесами, стояли на тротуаре два автомобиля – ягодно-красный элегантный «мерседес»-кабриолет и открытый джип.
Два молодых человека, Иннокентий Ригилев и Егор Стручков, родители которых постарались внести детишек в список персон, особо обласканных судьбой, вяло реагировали на робкие протесты прохожих и живо обсуждали интересный вопрос.
– Право, Егорка, будет забавно. Приходи. Двадцать лет, значительная дата, юбилей.
– Девицы будут, конечно? – брезгливо поморщился Егор. Женский пол его раздражал: красивый и богатый юноша, Стручков постоянно становился предметом домогательств алчных девиц.
– Вообще-то я планирую мальчишник, но девочки тоже будут привлечены – в качестве десерта. Не волнуйся, никто к тебе приставать не будет. К сожалению, бассейн с подогревом еще не достроен, я хотел организовать шоу «Стриптиз на воде». А так придется ограничиться ипподромными скачками.
– Девятого октября?
– Да. Через две недели. Подъезжай к восьми вечера. Кстати, Стручок, я ставлю сто баксиков, что твоя краснобокая лоханка не сможет обогнать моего резвого бычка на спринтерской дистанции. Давай попробуем, отсюда вон до того перекрестка.
– Свихнулся? Мы же убьемся, Кеша.
– Фортуна и женщины любят смелых, Стручок, заводи!
Через минуту «бычок» Иннокентия злобно огрызнулся и скрипнул шинами, стартовав на второй передаче. Джип несся по узкой улице, преследуемый красным «мерседесом». Кеша подпрыгивал на сиденье и хохотал во все горло, азартно вцепившись в руль.
Глуховатая, очевидно, старушка, опрометчиво ступившая на проезжую часть, которая превратилась в гоночную трассу, едва не пала жертвой соревнования. От ужаса она выронила из рук хозяйственную сумку, любовно реставрированную не менее пятисот раз, и вмиг ее авоська отлетела в сторону, плюхнулась на землю с асфальтово-стеклянным стуком и растеклась густой белоснежной сметаной.
– Елы-палы, – крепко выругался мужчина, свидетель происшествия, – что, бабуля, поела сметанки? А шаг вперед, и тебя бы по асфальту размазали, а не сумку.
– Какие гады, – сокрушенно заметила женщина в джинсах и футболке, поднимая растерзанную авоську. – Думают, им все позволено! Бабушка, наверное, на эту сметану полмесяца деньги копила!
