— Не трогай меня, урод!
Если раньше я думала, что сидеть в той приемной клетке худо, то попав в закрытую коробку допросной, мое мнение резко изменилось. Меня забрали из того обезьянника как-то резко, и буквально затащили в эту допросную.
— Да ты не брыкайся, рыжая. Будь послушной девочкой, и все будет хорошо.
Предо мной стоит мент. Молодой, борзый, а второй похож на него, дежурит у закрытой двери. У них на погонах совсем мало звезд. Я не разбираюсь в этом, но кажется, это какие-то совсем рядовые опера.
Успеваю только уловить ключи в руке одного из них, а также свое бешеное сердце, которое от страха мне ломает грудь.
Они закрылись тут со мной изнутри, а на окнах стоят решетки. Я одна, а их двое. Здоровых мужиков в погонах. На улице уже темнеет, и мне становится уже совсем не до смеха.
В руки больно впиваются наручники, напрочь сковывая мои движения. Жутко неприятно, так как кожа на запястьях у меня особенно тонкая, отчего каждое мое движение кистями сопровождается болью.
Если они нападут, я буду бессильна, и от этого рыдать хочется еще больше.
В какой-то момент я словно теряю самообладание, и начинаю реветь в голос. От страха и безысходности, чувствуя себя загнанным в угол зверьком.
— Пацаны, да че вам надо от меня? Выпустите, а?
Они молчат, точно гиены, однако по их горящему взгляду на мою фигуру я понимаю, что именно им надо.
— Если хоть пальцем тронете, я руку по локоть откушу!
Слышу едкий смех, и невольно сильнее кутаюсь в свою кофту.
Вздрагиваю, когда один из этих ментов расстегивает папку, и кладет передо мной чистый лист бумаги.
— Пиши.
— Что писать?
— Чистосердечное. Как воровала, у кого и сколько.
На стол кладет ручку, которую я тут же отшвыриваю от себя.
— Я не воровала! Отвалите. Выпустите меня!
— Сядь! Не дергайся.
На плечо сзади ложиться тяжелая рука, заставляя съежится.
Неприятно. Неужели так, и правда, проходят эти допросы…Да они меня за человека не считают. Уроды.
— Дайте позвонить! У меня есть права. Я тоже человек. Где мой телефон?
— Кому звонить-то собралась, воровка?
— Отцу. Он адвокат.
Сочиняю на ходу, но плевать. Сейчас меня все может спасти. У меня нет никакого отца, и тем более, никакого адвоката, но все равно, они то этого не знают.
Задействую все свое актерское мастерство. Конечно, я не актриса, вот только почему-то все время меня так называют. Наверное, потому, что я все время вру. Ну, или почти все время.
— Ха, адвокат? Не смеши меня. Пиши, я сказал!
Зло смотрю на этого урода с едва ли пробивающейся щетиной, и хочется засунуть ему эту белую бумажку в одно место.
— Я же сказала, отвалите! Не буду ничего писать.
Шиплю на них. Достали уже. Ни позвонить, ничего не дают, а я и не знаю, что делать в таких случаях, и как правильно себя вести. У меня нет даже кому звонить-то, если честно. Я блефую. Как и всегда.
Черт. Попала, что называется.
Эти менты как-то затихают. Ведут себя странно, и мне становится не по себе.
Один из них молча забирает этот листик бумаги, и складывает его обратно в папку. После этого он вроде за мою спину заходит, однако уже в следующий миг меня буквально подхватывают под руки, и нагибают к этому столу, вбивая в него грудью и лицом.
Больно, отвратно, мерзко.
Я чувствую, как под мою кофту забираются чужие руки, и в этот момент начинаю орать так истошно и громко, что у самой едва ли ушные перепонки не лопаются.
— ААА! Не надо! Не надо!
— Тихо. Не ори!
Мое тело, словно неваляшку, тут же отрывают от стола, и я чувствую, как мой рот и нос закрывают чьи-то лапы, в то время как второй урод подходит, и расстегивает свою ширинку. Боже, да они тут меня вдвоем поиметь хотят, сволочи!
— Не рыпайся. Поработай лучше ротиком, киска.
Из ног уходит вся сила, и я просто цепенею от страха. Нет. Только не так! Не позволю. Я брыкаюсь, как умалишенная, и ору даже с закрытым ртом, пока один из них не ударяет меня по лицу. Больно, сильно, обжигающе.
Ручка двери дергается, и эти твари поворачивают головы, но даже не думают отпускать меня. Они просто затихают. Шепотом лишь говорят, переглядываясь.
— Молчать, сука, не то навешаем висяков тебе.
Я едва ли успеваю глотнуть воздуха, когда рука этого урода немного ослабляет хватку.
— Ушли?
— Молчи. Закрыто тут. Ключ только у меня.
Слышу нотку страха в их голосе. Опера думают, что тот, кто пытался войти, ушел, но уже в следующий миг дверь резко распахивается. Кажется, не только у них был ключ.
Цепкие руки тут же отпускают меня, и я точно кукла, сваливаюсь на пол на колени.
Съеживаюсь вся, представляя, как выгляжу. С задранной кофтой, в слезах, и взъерошенными волосами.
Из губы снова сочиться кровь. Чувствую привкус металла. Да ладно! После прошлого раза же еще не зажило. Черт.
— Что здесь происходит, лейтенанты?
Стальной голос разрывает возникшую тишину. Я невольно ближе подбираюсь к холодной стене, прикрываясь руками, когда вижу, КТО стоит на пороге.
Ох, мамочки. Это же тот самый майор! И, кажется, сейчас он недоволен.
Прикидываться мертвой уже поздно. Он прекрасно меня видит прямо сейчас, и его взгляд какой-то уж больно злой.
Сглатываю от страха. Этот майор еще страшнее оперов будет, и сильнее их так уж точно.
Вот теперь я и правда попала.
***
— Мы допрос проводим, товарищ майор.
— Трахая эту малолетку, вы допрос проводите?
— Да мы не трогали ее. Так…припугнуть.
— На хер вышли отсюда! Отстранены на неделю. Оба. Пугальщики, блядь.
Голос такой командный, что закрыться от него хочется. Он басит, как гром, и чертовски пугает меня.
Обхватываю колени руками. Бежать все равно некуда. На запястьях так и гремят наручники. Чувствую себя кроликом среди львов, которые сейчас будут им лакомится.
— Ключи и дело ее сюда, живо.
Майор забирает из рук оперов папку с моим делом, открывает ее, и быстро пробегается взглядом по бумагам.
Вздрагиваю, когда закрывается дверь допросной, и теперь я остаюсь наедине с этим взрослым мужиком. Сглатываю. Что-то мне еще страшнее стало.
Осторожно поглядываю на него. Черные начищенные ботинки, брюки, рубашка расстегнута с закатанными рукавами. Кителя сейчас нет. Высокий, плечи широченные, а под одеждой бугрятся мышцы.
Этот следователь точно сильнее тех оперов будет, да и звезд у него на погонах в разы больше. Начальник что-ли? Похоже, да.
Сглатываю. А он точно мент? Больше похож на какого-то бойца.
— Что ты жмешься там? Вставай.
Ой! Это мне. Бросает, и даже не смотрит в мою сторону.
— Мне и тут хорошо.
Вздрагиваю, когда майор бросает папку с документами на стол, и теперь уже сам подходит ко мне.
Он смотрит на меня свысока, точно на щенка беспризорного, а мне до чертиков страшно. Если такой ударит, я же уже не встану.
— Руки.
Я аж рот приоткрываю.
