Кто бы мог подумать, что на Святой земле бывает такое пекло? Солнце палило немилосердно. До полудня оставался еще добрый час, а разогретые камни уже дышали жаром. Тимофей ощутил их тепло даже сквозь перчатки, едва оперся о парапет.
Вокруг, насколько хватало глаз, лежала выжженная солнцем земля. Ни деревца, ни кустика, ни единой чахлой травинки. Одна только старая крепость у перекрестка дорог все никак не сдавалась суровому светилу. В ее тени укрылись люди и животные. Караван с паломниками встал лагерем под навесами во дворе, а гарнизон коротал жаркие часы в нижних галереях. Там было прохладнее.
На солнце большей частью жарились только часовые, да еще вдали, на холме, гарцевал одинокий всадник. Скорее всего сарацин, но на таком расстоянии толком и не разглядеть. Издалека вроде похож – так издалека и Тимофей был похож на сарацина.
Жилистый, загорелый, с черной бородкой клинышком, он к тому же давно одевался по-местному: темно-синий платок-куфия на голове, светлая рубаха с широкими рукавами да шаровары. В здешнем климате удобно, но так Тимофей действительно слишком походил на сарацина, а ведь крестоносцы – народ горячий!
Поэтому Тимофей носил поверх еще и плащ-сюрко с нашитыми крестами. Они, правда, почти выцвели, да и сам плащ, некогда красный, здорово выгорел на солнце и полинял, так что теперь он был скорее бурым с подпалинами. Тем не менее в нем Тимофея еще ни разу не приняли за мусульманина. Его принимали за крестоносца.
Тимофей же никогда не был ни тем, ни другим.
– И вот что я здесь делаю? – тихо проворчал он.
– Вы собираетесь испытать новую катапульту, мастер, – тотчас раздался голос у него за спиной. – Я буду вам помогать.
Тимофей обернулся. Он стоял на верхней площадке угловой башни. Навеса над ней не было, и только высокие, в рост человека, каменные зубцы создавали крохотные островки тени. Добрую половину площадки занимал требушет, над которым Тимофей трудился всю последнюю неделю. Позади него стоял молодой рыцарь.
Высокий – на голову выше Тимофея – он был одет во все светлое. Начищенная кольчуга блистала на солнце. По крайней мере, те ее части, что выглядывали из-под плаща. Выглядывало, кстати, излишне много, что сразу выдавало в рыцаре новичка в здешних краях.
– Вы хорошо себя чувствуете, мастер? – спросил рыцарь.
В его голосе прозвучала легкая тревога. Даром что он новичок, а наглядный пример того, что здешнее солнце может сделать с человеком, был, что называется, прямо перед глазами. На ступеньках, на самом солнцепеке, сидел оборванец. Впрочем, ему-то как раз было все равно. К тому времени, когда его подобрали караванщики, солнце напрочь выжгло ему и глаза, и разум. Он даже имя свое припомнить не мог.
– Да, спасибо, Карл, – сказал Тимофей. – Со мной все хорошо. Просто задумался.
Рыцарь кивнул и протянул ему кожаную флягу. Вода в ней оказалась теплая. Тимофей сделал глоток и подумал о том, как же он соскучился по настоящей родниковой воде, холодной, как лед, и прозрачной, как слеза. Увы, с родниками в этих краях все обстояло не лучшим образом.
Всадник на холме замахал саблей. Точно сарацин. Крестоносцы предпочитали прямые клинки. Тимофей аккуратно заткнул флягу пробкой и вернул ее рыцарю. Из-за холма сплошным потоком хлынули сарацины.
– Ну вот сейчас и испытаем, – спокойно сказал Тимофей.
Над крепостью загудели рога, призывая защитников на стены. Внизу всполошились караванщики. Их предводитель – пузатый чернявый грек в желтом с узорами халате, которого на местный манер называли караван-баши, выскочил первым и заметался туда-сюда, выкрикивая приказы своим людям.
Те и без него знали, что делать. Наемники из охраны расхватывали оружие и надевали доспехи, у кого они были. Погонщики успокаивали напуганных внезапным переполохом животных. Паломники, вооружившись чем попало, путались у всех под ногами.
По двору быстрым шагом прошел рыцарь в черном плаще. На его груди и левом плече белели восьмиконечные кресты. Размахивая правой рукой, рыцарь громко раздавал указания. Паломников он услал с глаз долой защищать южную, самую дальнюю стену, а наемникам приказал подниматься на северную. По голосу Тимофей узнал сэра Жерара из Булони. Тот командовал отрядом рыцарей-госпитальеров, а пока болел командор – и всей крепостью. И надо сказать, держал он тут всех в ежовых рукавицах!
Тимофей еще раз внимательно оглядел свое творение. Машина получилась компактная: дерево пришлось по всей округе собирать. Однако даже такая машина могла швырять камни весом в четверть пуда на двести шагов, то есть аккурат до перекрестка. По крайней мере, должна была швырять, согласно расчетам.
Сарацины весьма любезно нападали как раз со стороны перекрестка.
– Карл, давай камень! – скомандовал Тимофей.
Рыцарь легко подхватил тяжелый булыжник и аккуратно – точно так, как показывал ему раньше Тимофей, – завернул его в сетку.
Сам Тимофей, прикрыв глаза ладонью, вглядывался в нападавших. Впереди мчались всадники. Человек тридцать, никак не меньше. Каждый держал в руках большой лук. Из-под коричневых плащей выглядывали доспехи. Головы закрывали конические шлемы, обернутые белой чалмой. За всадниками бежали пехотинцы. У этих воинов из доспехов были разве что запыленные халаты, и очень немногие могли похвастаться плетеными щитами. Бойцы в передних рядах тащили приставные лестницы.
– Готово, мастер, – доложил Карл, делая шаг назад.
Верховые сарацины уже промчались мимо перекрестка. Пехота отстала. Положив руку на стопор, Тимофей спокойно ждал.
– Не пора стрелять, мастер? – тихо спросил Карл.
Тимофей отрицательно мотнул головой. Защитники крепости занимали позиции на стенах. Многие при этом оглядывались на их башню с тем же вопросом во взорах.
Всадники были уже совсем близко. Они промчались вдоль стены, на скаку пуская стрелы. На стене кто-то вскрикнул. Карл схватил булыжник и метнул его во всадников. Судя по раздосадованному восклицанию – не попал. Тимофей нахмурился. Вообще-то эти булыжники предназначались для требушета. На то, чтобы обтесать каждый и придать ему более- менее круглую форму, уходило по нескольку часов, и не стоило их расходовать столь бездумно.
Затем пехота сарацин поравнялась с перекрестком.
– Благослови, Господи, – прошептал Тимофей и выдернул стопор.
Противовес рухнул вниз. Стрела требушета взвилась вверх. В наивысшей точке сетка развернулась, освобождая камень, и смертоносный гостинец устремился к перекрестку. Защитники крепости проводили его взглядами. Даже безумный оборванец, словно поддавшись общему настроению, закрутил головой.
Булыжник влетел в толпу – а иначе это построение и не назовешь! – сарацинских воинов, и сразу дюжина человек повалились на землю. Над стенами прокатился восторженный крик. И не важно, что из этой дюжины десятеро, сбитые с ног своими же падающими товарищами, потом поднялись и побежали дальше. Двое сарацин все-таки остались лежать на дороге, да и боевой дух тех, кто поднялся, сразу пошел на убыль. Во всяком случае, бежали они уже не так резво.
