– Слышишь?
– Нет.
– Плачет кто-то.
– За окном только ветер завывает, может с калитки снова крючок слетел, вот её и мотыляет, – вполголоса проговорила подруга, тоже прислушиваясь.
– Нет, калитка скрипит, а из сада доносится то ли мяуканье, то ли плач ребёнка, – возразила, поднимаясь со старого, местами протёртого кресла.
– И ты собралась идти туда? – с недоумением пробормотала Наташка, тоже поднимаясь за мной следом, – там дождина такой зарядил и ночь уже на дворе.
– Ты можешь не ходить за мной.
– Ага, так я тебя и отпустила из дома одну, – фыркнула подружка, предостерегающе добавив, – бабка Соня на днях говорила, что в этой деревне лет сто назад жила страшная ведьма, которая завидовала юным девушкам и выпивала из них жизнь, чтобы омолодиться.
– Кхм… – подавилась смешком, надевая галоши, – ты себя к молодым приписываешь?
– Конечно, всего-то сорок годиков, я может, ещё замуж хочу выйти, чтобы платье белое и принц на коне, – заявила Наташа, накидывая куртку.
– Угу, а Димку куда денешь? Он, между прочим, тебя уже более двадцати лет терпит, – рассмеялась я, запахиваясь в куртку поплотней.
– Так, за за него и выйду, тем более выбора у него всё равно нет.
– Я просто восхищаюсь твоим мужем, как он терпит тебя такую.
– Мучается и терпит, – хмыкнула егоза, тут же вздрогнув от пронизывающего ветра, который чуть не сдул нас назад в дом моей бабули, – что так холодно-то? Ведь июль месяц на дворе, может и правда ведьма бушует.
– Ты бы поменьше слушала эту бабку Соню, сколько себя помню, всегда сказки рассказывала. Я часто у бабули гостила и ни разу здесь ведьм не встречала.
– Так, ты ты ж сама ведьма, – заливисто рассмеялась Наташка, – нельзя в сорок выглядеть на двадцать.
– Ага, ещё скажи на пятнадцать, – усмехнулась я, резко остановившись, – опять, слышишь?
– Да, кажется, оттуда звук идёт, но на плач не похоже.
– В том углу, кроме старой берёзы и нет ничего, – пробурчала я, чувствуя, что куртка нисколько не помогла укрыться от дождя.
– Этот та, что давно высохла? Ты её до сих пор не спилила.
– Жалко, – неопределённо пожала плечами, будто Наташка могла увидеть, меня в этой кромешной мгле, – там столик со скамейкой ещё стоит, мы с бабулей и мамой частенько чаёвничали под ней.
– Угу, лет нцать назад… слышишь, громче, кажись стало.
– Да, немного пройти осталось, за яблоней та берёзка, – подтвердила, пробираясь через заросли кустов малины, выругалась, – колючая паразитка.
– И высокая, щеку разодрала дрянь такая.
У некогда раскидистой берёзы мы ненадолго замерли и не дышали, пытаясь расслышать сквозь шум дождя и завывание ветра тот самый плач, который так не давал мне покоя. Но шло время, а от берёзы, кроме стона покачивающих на ветру сухих веток ничего не доносилось.
– Пошли, если и был здесь кот, то уже сбежал, услышав наше приближение.
– Да наверное, – рассеянно проговорила, нехотя поворачиваясь спиной к дереву.
– Нет, не сбежал, – сердито буркнула Наташка, резко остановившись, она задрала голову, рыкнула, – и где ты мелочь прячешься?
– Вот он. Видишь серое пятно у самой макушки.
– Лестница есть?
– В сарае.
– Нет, до него ещё дойти надо, – заворчала подруга, – ладно я лезу, а ты меня за зад придерживай.
– Ага, конечно, – возразила, выбирая, за что бы ловчее ухватится, – уж прости, но я тебя не удержу.
– И не стыдно тебе?
– Ни капли, – хмыкнула, зная, что Наташка гордится своим внушительным габаритом, уверяя, что все мужики при виде её красоты дар речи теряют, – лезу я, а ты следи, чтобы серый не сбежал.
– Мокро и скользко, может пусть его, сидит же как-то.
– Жалко, – проговорила, подпрыгивая, мысленно удивилась своему везению, что с первого раза удалось уцепиться за ветку.
– Эми, ты только осторожней, ладно? – обеспокоенно проговорила Наташа, расставив руки, словно уже готовилась меня ловить.
– Хорошо, – пообещала я, пыхтя карабкаясь всё выше.
А забираться пришлось высоко, берёза была старая, её ещё мой прадед посадил. Ствол большой не объять руками, а животное, как назло, забралось на самую его макушку.
В одном месте веток не оказалось и пришлось опереться на трутовик, но нога предательски соскользнула на мокрой шляпке гриба, а ветка, за которую я так уверенно держалась, с громким треском обломилась.
– Нат! Лови меня! – прокричала сверху, пытаясь ухватиться за пролетающие мимо меня ветки старой берёзы, но всё никак не удавалось зацепиться. Падая прямо на ругающуюся матом подругу, пискнула от прострелившей мой затылок боли и прежде чем меня покинуло сознание, перед глазами вспыхнуло ярко-ослепительным светом.
В голове шумело. Назойливый писк смешался с весёлым мотивом дурацкой песенки снова и снова повторяющейся в моём сознании, не давая прийти в себя. Но невыносимая боль в затылке и ноющая в ноге, всё же привела меня в чувство. Не открывая глаз, смахнула с лица капли дождя мокрыми же руками и ворчливо прошипела:
– Наташ, я понимаю, что вес у меня не маленький, но хоть волоком ты меня могла дотащить хотя бы до того же сарая, я промокну вся, заболею, а выхаживать меня тебе придётся.
– Госпожа! Вы живы! – воскликнуло надо мной нежным голоском, на мгновение дезориентировав меня.
– Хм… Натах, это я тебя так придавила? – растерянно пробормотала, чуть приоткрыв один глаз, потрясённо уставилась на потолок с облупленной краской и в лепнине. В доме бабули отродясь такого не было, да и в сарае тоже, этих вензелей дед не вырезал.
– Госпожа, вставайте, пол холодный, – пропищал всё тот же голосок, приподнимая меня за плечи.
– Подожди, – остановила пока ещё невидимую помощницу, зажмурившись, я схватилась за виски, пытаясь унять головокружение.
– Госпожа, может воды?
– Может, – согласилась, осторожно открывая глаза, я продолжила удивляться. Просторный холл, облезшие стены, пол выложен некогда красивой плиткой, сейчас был весь в трещинах, засыпан мусором, ветками, листьями и песком. На лестнице, у подножия которой я лежала, у некоторых ступеньках откололась плитка. Единственное видимое мной окно было распахнуто настежь, и кажется в нём отсутствовали стёкла.
– Вот госпожа Эмма, – пробормотало эфемерное существо, приземляясь рядом со мной на колени, оно поднесло щербатую чашку к моему рту.
– Спасибо, – поблагодарила, прежде чем сделать глоток, настороженно принюхалась.
– Госпожа, боги милостивы, – всхлипнула девушка лет пятнадцати, маленькая тоненькая как тростиночка, смахивая синюшными руками слезы с впалых щёк, – вы как дышать перестали, я думала всё, осталась одна в этом мире.
– Угу, – промычала, продолжая пить мелкими глотками ледяную, но очень вкусную воду, лихорадочно соображая, куда меня занесло.
То, что всё вокруг меня по-настоящему я не сомневалась. Вода в кружке мокрая, боль в ноге неподдельная и даже листья, ползающие по полу от сквозняка, тоже взаправдашние. И то, что я не в себе, это было понятно сразу. Ну не было у меня никогда таких волос, которые пышной волной лежали у меня на груди. Да и ручки холеные, ноготки ухожены, а я вчера весь день в земле ковырялась. И платье с туфлями на мне странные, вон из-под юбки чулки выглядывают в ажурную сеточку. Пошевелив ногами, в очередной раз удостоверилась, что в теле точно я, теперь бы узнать в каком.