Боль. Я очнулась от дикой головной боли. Даже не открывая глаз, почувствовала, что кто-то пытается выдавить мои глаза через затылок. Не хочу их открывать, пока не вспомню, что произошло. Я в самолете. Да, это я помню. Открываю глаза – я по-прежнему в самолете. Только все выглядит совершенно по-другому. Вокруг слишком тихо, и лишь мерцание лампы над головой на мгновение отвлекает меня от груды тел. На местах, в проходе лежат пассажиры в неестественных позах. Почему они не шевелятся? Почему никто не кричит и не просит о помощи? Почему я не кричу? Как заставить себя пошевелиться?
Звук упавшего телефона выводит меня из оцепенения. Нет. Я не могу здесь оставаться. Я должна выбраться. Никак не могу отстегнуть этот чертов ремень. Забавно как получается: ремень, которым я была пристегнута весь полет и который спас меня во время крушения, не дает мне возможности выбраться из самолета. Возьми себя в руки, паниковать будешь после. Сейчас главное понять, что происходит. Судя по виду из иллюминатора, мы не тонем – уже радует. Задымления тоже нет. В конце концов, мне удается справиться с ремнем. Я пробираюсь к выходу, внимательно всматриваясь в лица пассажиров. Мой взгляд останавливается на молодом парне. Я его уже видела. У него запоминающееся лицо, все в рыжих веснушках, и огромные изумрудные глаза. Во время посадки он шел чуть впереди меня и так задорно смеялся, слушая рассказ своей девушки, что я невольно улыбалась, наблюдая за ними. Во время полета его первым подбросило с сидения резким и необъяснимым толчком вверх… Последнее, что я увидела и услышала, прежде чем отключиться, – это как хрустнула его шея от удара о полку для багажа…
Господи! Как же хорошо, что у меня нет денег летать бизнес-классом! Передняя часть самолета просто всмятку. Ничего невозможно разобрать среди торчащих частей тела, зажатых оторванными сидениями и вдавленным корпусом. Лишь последний ряд бизнес-класса так не задело. Я внимательно смотрю на девушку в последнем ряду. Мне показалось, или она слегка нахмурилась? Всего доля секунды, но этого было достаточно, чтобы я начала кричать ей в ухо:
– Девушка! Очнитесь! Але! Очнитесь же! Да, молодец, откройте глаза! Вы меня слышите?
Она с трудом фокусирует на мне взгляд, в котором читается… пустота? Кажется, она еще не совсем пришла в себя, чтобы понять, что произошло.
– Вы понимаете, что я говорю?
Едва заметно она кивает головой. Фух, хорошо, что понимает. Мой мозг и так в шоковом состоянии, не хватало еще нагружать его воспоминаниями школьной программы по английскому языку.
– Мы в самолете. Мы попали в аварию. Сейчас уже все хорошо. Вы сможете сохранять спокойствие, чтобы я могла отстегнуть вас?
Ее начинает бить мелкой дрожью, еще чуть-чуть – и она зарыдает. Надо быть с ней построже, мне сейчас нужна помощь, а если она расплачется, то толку от нее не будет никакого.
– Стоп! Время на слезы у нас еще будет, а пока мы должны выбраться.
– Хорошо, я постараюсь, – еле слышно пролепетала она.
Отстегнув ремень, я помогла ей подняться на ноги. И уже собиралась развернуться и пойти к другому аварийному выходу, когда подпрыгнула от ее истошного вопля.
– Что? Что такое? Вы ранены?
Ее трясет с ног до головы, точно она в шоке.
– Нет… не знаю… я пока не поняла.
Она так усиленно мотает головой, что кажется, будто голова вот-вот оторвется.
– Так много мертвых… – сквозь слезы еле лепечет она.
– Да, и к ним прибавится еще парочка, если мы не выберемся отсюда. Иди за мной. Давай на «ты», хорошо?
Глупо или нет, но мне кажется, что обыденные разговоры помогут ей отвлечься, да и мне тоже.
Медленно идя по проходу к другому выходу и внимательно вглядываясь в лица пассажиров, я надеялась, что еще кто-нибудь выжил. Вы, возможно, подумаете, почему я только смотрела на лица, а не проверяла пульс или как-либо по-другому не искала признаки жизни. Встречный вопрос – вы будете проверять пульс у мужчины со свернутой шеей, выпученными глазами или у женщины, сложенной пополам, только в обратную сторону? Все эти люди были не пристегнуты. Что же такое произошло в небе, что привело к таким последствиям?
Так. Передо мной аварийный выход. И почему мне сегодня так везет на помятые двери? Я пытаюсь повернуть ручку, чтобы открыть эту дверь, но у меня ничего не получается. Странно, всегда думала, что они должны легко открываться. Выжившая девушка присоединяется ко мне в попытке открыть эту чертову дверь, но у нас даже вдвоем ничего не выходит. И в этот момент в дальнем конце салона я слышу чертыхания. И не просто чертыхания, а родной сердцу русский мат. По направлению к нам идет высокий парень крепкого телосложения. Он прижимает руку ко лбу, по которому стекает струйка крови. Увидел нас, и, клянусь, у него глаза на лоб полезли, то ли от радости, что он увидел еще живых, то ли еще от чего.
– Заклинило, – единственное, что я могла произнести.
В ту же секунду его лицо приобрело такое серьезное выражение, мне всегда казалось, что именно так хирурги смотрят на пациента во время операции.
– Так, девушки, отойдите, – сказал он, решительно направляясь к нам. – Здесь нужна мужская рука.
Но и у него не получилось открыть эту дверь.
– Может, попробуем противоположную?
– Не получиться.
– Почему?
– Сам посмотри. Ее покорежило так, что никак не открыть.
– Что, черт возьми, здесь произошло?
– Хотела бы я знать. Давайте-ка еще раз все вместе попробуем. Кстати, в конце салона больше нет выживших?
– Нет, я пока к вам на шум пробирался, никаких признаков жизни не заметил.
В этот раз мы все втроем пытаемся повернуть эту ручку и… Спасибо! Чертова дверь открывается, одновременно разворачивается аварийный трап, и яркое солнце ослепляет меня.
