…Вечерело. В начале ноября темнеет рано. И, подъезжая к базе, Рогов издали увидел свет в окне её маленького кабинета. «Значит, на месте» – облегчённо подумал он, представив себе, как вот сейчас, минут через пять, она, тоже, наверное, соскучившаяся по нему за этот месяц, опять трогательно уткнётся своим веснушчатым носиком ему в шею. …Или в щёку. А он опять вдохнёт пряный, волнующий и …подзабытй уже, запах её рыжеватых, светлых волос. Ситуация обрела, наконец, определённость. Ибо созвониться в течение этого месяца – почти не получалось. Там, где находилась её база, всегда были проблемы с мобильной связью. Она либо была очень неустойчивой, либо …отсутствовала вовсе.
Машину он оставил у запертых ворот. Прошёл через калитку на территорию базы, дошёл до небольшого здания, где находились её скромные апартаменты со светящимися сейчас окнами.
Стукнув, приличия ради, пару раз в дверь, Рогов, не дожидаясь приглашения, привычно вошёл в её маленький кабинет и…
В кабинете, на её месте, за её столом, сидел один из её конюхов, прежде знакомый уже Рогову. Кудлатый, и разбойничьего вида. Раньше, глядя на него, Рогов часто думал: «Какой типаж! Ему бы в кино Стеньку Разина играть!».
«Привет! А где директор?» – справившись с секундной растерянностью, спросил Рогов.
«Здравствуйте! Я Вас слушаю» – отозвался конюх.
«А Иринка – то где?» – спросил снова Рогов, уже начиная понимать, что здесь, за прошедший месяц его отсутствия, случились какие-то существенные перемены. Прежде кудлатый дальше порога в этот кабинет не заходил…
«Ирина Павловна у нас больше не работает – ответствовал конюх. – А директор здесь теперь – я» (И, при этих последних его словах, во взгляде конюха мелькнуло… торжество. …Или Рогову это только показалось?…).
– ?! …И давно не работает?
– Да, как Герата пала, так, неделю, может, спустя – и уволилась.
– Что значит: «Герата пала»?
– Так умерла. А Вы, что, …не знаете что ли ничего?!
Новость, обрушившаяся на Рогова, казалась совершенно невозможной. Герата, потрясающей красоты, грации и изящества лошадь, ещё совсем юная, меньше года, как под седлом, какой-то там охренительно дорогой и редкой породы, выращенная Иринкой с жеребячьего возраста …вдруг умерла. В это никак не верилось. И хотелось, чтобы всё, только что сказанное конюхом, оказалось …просто его злой, глупой шуткой.
– …Как умерла?! От чего? Что тут у вас случилось?
– Да – …прободная язва желудка. Утром в стойле мёртвой нашли.
– ?! У лошади?! Прободная язва желудка?!
– …Бывает вот и такое… Соломончика ещё с собой прихватила. Умирала, видать, тяжело. Билась. Излягала его всего. Через два дня и он пал…
(Соломончик – это пони. Маленький друг Гераты, деливший с ней стойло).
«…Дела-а… А где она сейчас? Дома?» – спросил ещё директора – конюха Рогов.
– Кто? Ирина Павловна? Нет. Она вообще из города уехала. Совсем. (И в глазах его опять, как показалось Рогову, мелькнуло торжество).
– А …куда уехала?
– Ничего никому из наших не сказала. Куда-то на работу её пригласили. Какой-то «новый русский».
…Это место, этот кабинет, эта конно – спортивная база, созданная с нуля, в бывшем коровнике пригородного совхоза, в провинциальном небогатом городе, энтузиазмом и фанатичной увлечённостью Иришки, показались теперь Рогову чужими и враждебными. Ошарашенный новостью, поняв, что дальнейшие расспросы конюха больше ничего ему не дадут, он пошёл к машине.
…Зачем-то Рогов всё же поехал к её дому. Знакомые, плохо освещённые улочки. Выбоины в асфальте… Последнее время у Иринки были серьёзные, нарастающие проблемы во взаимоотношениях с местной, вновь избранной администрацией. (Она про это Рогову неоднократно говорила. Но, он не очень-то вникал). Эту свою конно – спортивную базу и школу верховой езды она начала создавать несколько лет назад, ещё будучи старшеклассницей. Одна. Без сколь – нибудь серьёзной поддержки, без сколь – нибудь серьёзных денег. Только на своём безудержном энтузиазме, на большой любви к лошадям (Маниакальной! Всепоглощающей любви!), на собственной юношеской энергии ещё не битого жизнью человека и на скудные, эпизодические субсидии городской администрации. А теперь, юридически, её детище являлось собственностью города. Лично Ириске здесь …не принадлежало теперь ничего. В том числе и Герата, счастливо ею купленная жеребёнком на каком-то конезаводе. Относительно недорого. Как выбракованная. (Не дотягивала до стандартов породы по росту). «Она у меня – маленькая, да удаленькая!» – говорила про неё Иришка.
Потом, когда Ириска стала привозить Герату на выставки и конно – спортивные состязания, появилось много людей с деньгами, горячо желавших эту лошадь купить. Городу предлагались за неё такие цифры, от которых его администрация лишилась сна. Прессовали Иринку методично и последовательно. Говорили ей про нужды городских пенсионеров, про необходимость ремонта школ, городских коммуникаций… Но она за Герату стояла насмерть! В памяти Рогова многократно, снова и снова повторялась сейчас услышанная от неё прежде фраза: «Всё, что меня здесь теперь держит, так это – лошадь. И вот теперь, это ВСЁ …перестало быть. Ирина уехала неведомо куда.
Про то, что какой-то нувориш (ново-раш) предлагал ей работу: заниматься его личными лошадьми и учить верховой езде его детей, она тоже Рогову говорила. Просто – разговора – ради. Ибо тогда обладание Гератой для неё перевешивало всё: и постоянные сложности по работе, и постоянную нехватку денег, и перспективу приятной, безбедной жизни в подмосковном поместье нувориша.
Эта чёрная, тонконогая кобылица, безупречных пропорций, очень подвижная, резвая, играющая, с блестящей шерстью и влажными, умными, как у овчарки, глазами очень напоминала …фарфоровую статуэтку. Только – в натуральную величину и живую. Среди всех остальных лошадей иришкиной базы она была – как яркий самоцвет среди обычных стекляшек. Теперь… Гераты нет…
