Татьяна Боброва - Отблески. Стихи. О Пушкине и Моцарте, об осени и том, что дорого…

Отблески. Стихи. О Пушкине и Моцарте, об осени и том, что дорого…
Название: Отблески. Стихи. О Пушкине и Моцарте, об осени и том, что дорого…
Автор:
Жанр: Стихи и поэзия
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Отблески. Стихи. О Пушкине и Моцарте, об осени и том, что дорого…"

Вот и начинают свой путь мои стихи – разноцветные отблески яркого пламени под названием Жизнь. Яркий оранжевый цвет – это детство, мои чувства. Золотой – Пушкин и лучшие люди своего времени. Белый – медицина, часть моей судьбы. Багряный – цвет осени, вдохновения. Жёлтый, солнечный отблеск – домашние зверюшки. Они любят просто так и нет ценнее любви. Сиреневый – это сын, друзья. Алый цвет – моя Россия. Впереди ещё много стихов-отблесков. А пока первые, самые дорогие начинают свой путь. Счастливо!

Бесплатно читать онлайн Отблески. Стихи. О Пушкине и Моцарте, об осени и том, что дорого…


© Татьяна Боброва, 2018


ISBN 978-5-4490-4226-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Отблеск золотой

«Он вольность хочет проповедать…»

Он вольность хочет проповедать,
Курчавый смуглый лицеист.
Строка летит на белый лист
Изящным почерком поэта.
Ещё нет рядом Натали,
Зато есть Кюхля, Дельвиг милый,
И дух лицея бродит в жилах,
Как пена в золотом Аи.
Его стихи непостижимы.
В толпе о славе говорят.
Но камер-юнкером царя
Он будет вечно нелюбимым.
Во всех красавиц он влюблён,
Но есть одна – он ею дышит,
Насмешек, сплетен он не слышит,
Безумным счастьем опьянён.
Хохочет Пушкин и кутит,
Танцует на балах, повеса.
Но уже пущена Дантесом,
Та пуля страшная летит…
Надолго гибельную страсть
Она сквозь время сохранила,
Вот Лермонтова поразила,
Вот Грибоедову пропасть.
Высоцкий, Мандельштам, Гагарин
Убиты пулей роковой.
А, может, завистью слепой
Того, кто пистолет направил?
Не то дуэль, не то молва
Сегодня также ранят душу.
Но жив курчавый смуглый Пушкин,
Пока любовь к нему жива!

«И снова осень в Болдино. Такой…»

И снова осень в Болдино. Такой
Она явилась Пушкину в изгнанье.
Он написал: «…очей очарованье»,
И вот ложится пушкинской строкой
За рифмой рифма. Ах, как хорошо
Писалось в тихом болдинском именье.
Под шум дождя, под треск в печи поленьев
Он счастье вдохновения нашёл.
Спешил и грыз перо от нетерпенья,
Когда стихи на ум никак не шли.
Тогда писал прелестной Натали:
«Люблю! Скучаю каждое мгновенье…»
Гуляя с тростью, в шляпе у реки,
Он тосковал, наверно, по Фонтанке.
Однажды встретил девушку-крестьянку —
В глазёнках озорные огоньки,
Смешливая: «Ты, што ли, Пушкин будешь?
Не больно-то похож. Простой такой…»
А Пушкин вдруг привлёк её рукой,
Поцеловал: « Теперь уж не забудешь!»
Зарделась от смущенья. Хороша!
Стройна, красива, ножка небольшая.
И « Барышню-крестьянку» сочиняет
Великий Пушкин – русская душа.

«Всё кончено… Данзас ещё не верит…»

Всё кончено… Данзас ещё не верит,
Что Пушкин умирает на снегу.
Какая боль! Не пожелать врагу…
Лицо Данзаса… потрясён, растерян…
Он шепчет белыми губами: «Саша!
Да что же это, что же, боже мой!
Давай же, выстрел верный за тобой
И едем мы. Там, дома, ждёт Наташа».
И бережно поддерживает друга
Лицейских дней, прекрасных, лучших лет.
Но падает ненужный пистолет,
И взгляд туманит скорой смерти мука.
Кровь на перчатке, в мыслях канитель
Тягучих, липких, поздних слов-упрёков:
«Друзья и недописанные строки
Сегодня строго спросят про дуэль.
Что ж ты, Данзас, не смог для нас сберечь
Поэта русского, любимого народом?
От грязных сплетен алчущего сброда
Что ж не сумел его предостеречь?
Что им отвечу? Что любовь и честь
Для Пушкина высокий смысл имели,
И защищать их нужно на дуэли.
А разве способ лучше в мире есть?»
Данзас заплакал, остро ощущая,
Как для России тяжела потеря.
Как дядька, что растил, откроет двери,
Возьмёт на руки, понесёт, рыдая.
Как сгрудится на тихой Мойке люд:
Жандармы, бакалейщики, крестьяне,
С цветами девушки, поэты и дворяне.
Их скорбь поселится навечно тут.
А Пушкин никнет головой курчавой
И грезится ему – он лицеист.
Ложится вольный стих на белый лист,
И восторгается Державин величавый.
О, сколько их, свободных, дивных строк
Написано им с той поры чудесной,
Что юностью приходит к нам прелестной
И продлевает краткой жизни срок.
Да, краткой… Как же так? Он молод, любит.
Он любит и любим. К чертям Дантеса!
«Онегин» не закончен, рифмам тесно,
А надо умирать… «Тебя погубит, —
Гадалка предвещала, – белый кто-то,
Худой он человек, хоть и красивый.
Оставь надутых дураков спесивых,
Пиши свои стихи, твой путь короток».
Поэт печален, сумрачен бродил.
Пророчество им было не забыто…
«Ляксан Сергеич, барин, карта бита,
Наплюй!» – Никита дядька говорил.
Но в тот момент, когда шальное счастье
Накрыло с головой и закружило,
Геккерн с Дантесом подлостью решили
В весну добавить чёрный день ненастья.
«А-а, сатисфакция! Извольте, негодяи! —
Кричал он и бледнел сквозь смуглость кожи.-
Желаю отхлестать нахалов рожи.
Никита, пистолет мой заряжай!»
Метался среди книг к жене, затравлен,
И молча пасквилем грозил в лицо невинной.
Но тут же целовал её, остынув,
Шутил и хохотал, уж не подавлен.
Дуэлей в жизни Пушкина хватало,
Но эта оказалась роковой.
Сам государь обидчиков с лихвой
Покрыл, их козням потакал немало.
Последний миг – и пуля по незнанью
Свершила приговор чужой рукой.
Стрелял тот белый человек «худой»,
И ни суда ему, ни наказанья…
Стал белый снег на Чёрной речке алым.
Барон Геккерн ждёт молча у кареты,
Поняв, что гибель русского поэта
Не искупить, и целой жизни мало.

«Звезда пленительного счастья…»

Декабристам посвящается

Звезда пленительного счастья
Была им послана судьбой.
Казалось, что никто не властен
Разрушить то, что чередой
Шло в жизни их благополучной:
Именье, слуги, гувернёр,
Лакей в дверях зевает скучно.
Взгляд маменьки – в глазах укор:
Опять не выучил французский,
Опять шалил и бегал в сад,
Чтоб в щёлочку смотреть на русский
Крестьянский быт, простой уклад.
Потом лицей, друзья навеки.
Он с ними таинство постиг
Свободы духа человека
И многих запрещённых книг.
Потом балы и на террасе
В кругу семьи вечерний чай,
Дворянский титул – всё прекрасно,
Но взор туманен невзначай…
Судьба и дальше благосклонна,
Как будто заключив пари
На вечность счастья. Князь Волконский
Увидел юную Мари.
Ах, как она была прелестна,
Улыбки нежной не тая.
И гордый генерал Раевский
Сказал негромко: «Дочь моя!»
Жест снова щедрый и знакомый —
Судьбы тончайшая вуаль;
Она подарит Трубецкому
Красавицу Катрин Лаваль.
О, это хрупкое созданье
Без памяти Сергей любил.
И, затаив почти дыханье,
Он на руках её носил.
Вот Анненков, любимый нынче
Судьбой и маменькой подчас.
Блестящ, умён и ироничен,
Кавалергард и ловелас.
Но вдруг нашлась та, что сразила
Красавца сердце без труда.
Мадмуазель Полин пустила
Стрелу Амура навсегда.
«Женюсь на вас, Полин!» – кричал он
И лихо на коня взлетал.
Но, неприступная, бросала
Полин цветы, что он сорвал:
«Я, даже нищей умирая,
За деньги замуж не пойду!
Лишь по любви – вот мысль простая,
Вы ж на коротком поводу.
Барчук лощёный в эполетах,
Вам не понять, что за любовь
На смерть идут и знают это,
И погибать готовы вновь!»
Ах, если б знать Полине Гебль,
Что снег в Сибири бел и чист…
Что Анненков повстанцем не был,
А осуждён как декабрист.
Что на этапе повенчают,
Он в кандалах, она в фате.
Слезой непрошеной застанет
Тоска и горечь, что нигде,
Кроме России этой странной,
На каторгу за мысль не шлют.
У власти царской богоданной
Есть в мире справедливый суд.
Звезда пленительного счастья
Им, избранным, давала вновь
Во время рабства, самовластья
Поэзию, мечту, любовь.
Рылеев пишет о растратах,
О праве страшном крепостном,
О русских поротых солдатах,
Что шли вперёд в бою чужом.
Он нервно, исступлённо перья
Ломает, кровь в висок стучит.
«Восстание, – спокойно Пестель,
Шинель накинув, говорит. —

С этой книгой читают
Сборник стихов и песен.В первый раздел вошли стихи общего плана.Второй раздел – лирика.Третий раздел – юмор и пародии.Четвертый раздел – военная тематика и реквиемы.
Желаю вам увлеченного чтения, раскрыть словно веер свои фантазии, додумать то, чего нет в стихах, но присутствует в смысловом ореоле, который окружает текст.
Сборник стихов разных лет, пропитанных настроением лишнего человека и догмой «если солнце не греет, то создай своё, черное».
Все начинается с философских мыслей о тонкой материи, о ее хрупкости и ценности. В городской поэзии автор обращает внимание читателя на пороки человека и его непонимание главенствующей роли среди прочих видов, населяющих Землю.
Кутузов – да, Багратион – да, Платов – да, Давыдов – да, все герои, все спасли Россию в 1812 году от маленького француза, великого императора Наполеона Бонапарта.А Барклай де Толли? Тоже вроде бы да… но как-то неуверенно, на втором плане. Удивительная – и, к сожалению, далеко не единичная для нашей истории – ситуация: человек, гениальное стратегическое предвидение которого позволило сохранить армию и дать победное решающее сражение врагу, среди с
Среди военно-исторической и мемуарной литературы, посвященной Первой мировой войне и событиям в России в 1917—1922 гг., воспоминания Алексея Алексеевича Брусилова (1853—1926) занимают особое место. Брусилов – «автор» гениального с военно-стратегической точки зрения прорыва, названного его именем.…1916 год. Настроения, царящие в русской армии, можно охарактеризовать одним словом – уныние. Самое страшное: пассивность и нерешительность охватили преж
Без нормального уровня жизненной силы достижение или сохранение здоровья невозможно. Здесь кроется тесная связь между физической культурой и жизненной силой, так как первая является родителем второй, позволяя всем органам тела выполнять свои индивидуальные функции в том порядке, который был задуман Природой при их создании. Таким образом, физическая культура создает здоровье, а жизненная сила неизменно является результатом или спутником идеально
Год 1932, в стране дан старт безбожной пятилетке: церкви закрываются, храмовое имущество уничтожается. В одном из сёл один очень ушлый и инициативный мужичок решил под шумок создать музей. Но что-то пошло не так....