Чёрный «мерседес», который появился этой ночью на пустой, поглощённой мраком улице, тихо и почти бесшумно притормозил у рельсов трамвая. Вокруг не было ни одной живой души, лишь лёгкий ветерок чуть сбивал ритм той мёртвой тишины, которая уже долгое время царила над глухой, беззвучной и вполне мрачной Прагой. На вид столица Чехии могла похвалиться своими спокойными безжизненными ночами и легко вызвать у любого туриста, приехавшего разведать незнакомый для него город, подобные ощущения, которые чаще всего являлись обманчивыми впечатлениями. И именно этой ночью вы сможете в этом убедиться.
Машина остановилась в паре метров от рельсов, и сидящий за рулём лысый, чуть выше среднего роста мужчина с ехидным и крайне недобрым выражением лица сразу заглушил мотор. Его молодая спутница – уродливо тощая блондинка, нарядившаяся исключительно в розовое и не слишком отличавшаяся от мужа своими отвратительными внутренними качествами – сидела практически неподвижно, уставив свой каменный взгляд в окно, в какую-то незаметную точку. Они были сильно сосредоточены, и свои нервы, которые так мастерски сдерживать смогли бы только профессионально подготовленные люди, у них без проблем получалось охладить и заморозить. Увидев картину со стороны, не потребовалось бы большого ума для предположения, что эти люди собирались выполнять жизненно важное задание. Во всяком случае, столь странное, а вернее, хладнокровное и организованное поведение напрямую указывало на это.
Машина продолжала стоять у рельсов, и ничего особенного и оживлённого вокруг и внутри неё не происходило. «Мерседес» уже вполне вписывался в ту мёртвую, тихую обстановку, которая была присуща не только этой улице, но и всей Праге в ночное время. В отличие от мужчины, который больше походил на какую-то бездушную мебель или металлическую часть машины, женщина всё же произвела пару нерезких движений, поправив свою розовую сумочку вместе со своей розовой юбкой и верхним костюмом. В конце концов и её муж, которого едва ли можно было отличить от памятника человеческих размеров, сделал несколько невольных движений и слегка пошевелил свой классический строгий чёрный галстук. Со временем эти движения стали повторяться всё чаще и чаще и плавно вели к тому, чтобы постараться произнести хотя бы одно слово, но этого не произошло, так как неподалёку уже послышались ожидаемые ими звуки трамвая. Супруги мигом собрались и привели себя в полную готовность.
Пожилой водитель трамвая по имени Пётр нервно приближал свой транспорт к немного пугающему его «мерседесу» и то и дело оглядывался по сторонам, панически боясь посмотреть в зеркальце перед собой. Он намеренно приближал свой трамвай к «мерседесу» – в нужное время и в нужное место, так как заключил с сидящими в машине супругами сделку. Посмотреть в зеркальце перед собой он никак не решался, и его глаза всячески избегали немногочисленных пассажиров, находящихся в самом конце трамвая. Одним из пассажиров был совершенно испачканный, в рваной одежде и пыльном капюшоне молодой человек по имени Герман, который и сам до сих пор не мог понять, как он превратился из начинающего перспективного инженера в обычного уличного бомжа. Вторым пассажиром было маленькое крохотное существо, завёрнутое в потрёпанную тёмно-коричневую рубашку.
Осторожно, но в то же время крепко держа новорождённого младенца, как бесценный бриллиант, Герман медленно засыпал и даже подозревать не мог, что водитель – его близкий, как он считал, друг, который не первый месяц проявлял великодушие и разрешал ему ночевать в трамвае, – скоро покажет своё истинное лицо. Двум крайне недоброжелательным супругам в автомобиле оставалось ждать недолго. Трамвай неспешно начал сбавлять ход и вскоре остановился у «мерседеса». Пётр тяжело выдохнул, вытер невесть откуда появившийся пот на лбу и, что-то нервно пробормотав себе под нос, громко заявил:
– Убирайся отсюда.
Герман, который уже почти заснул, резко дёрнулся, словно его ударило током. Тот, скорее всего, приказ, который он услышал, был ему понятен, но верить в это он не собирался. Встряхнув голову и помассировав глаза, он спросил:
– Прости, друг, я уже почти летал во сне. Ты мне что-то…
– Выходи из моего трамвая, Герман, – холодно повторил водитель, не осмеливаясь при этом повернуться и взглянуть другу в лицо.
Услышанное стало шоком, ведь этот трамвай был единственным шансом для Германа не оказаться на холодных и небезопасных улицах с его младенцем.
– Что происходит, Пётр? – умоляющим от недоумения тоном спросил Герман. – Ты ведь знаешь в каком я положении, – мне некуда идти. Дай мне неделю что-то предпринять. Тебе ведь ничего не стоит…
– Мне наплевать в каком ты положении, я не собираюсь нести тебя на плечах, – уже более грубым тоном сказал водитель. – Я дал тебе шанс и дал время. А теперь проваливай из моего транспорта, я повторять не стану, потому что умею вызывать полицию.
– У меня младенец, Пётр! – почти крикнул Герман. – Пожалей ребёнка, пожалуйста.
– Даю тебе ещё пять секунд, – жёстко произнёс Пётр и тут же достал телефон, нажимая указательным пальцем на первую цифру.
Герман был потрясён происходящим, и хотя он вполне мог сомневаться в том, что его друг-водитель может быть равнодушен к нему, но уж точно не представлял себе, что кому-то будет безразлична жизнь брошенного одинокого младенца. Боясь потерять ребёнка, если Пётр действительно вызовет полицию, Герман кое-как сошел с места и двинулся к выходу, крепко держа в руках младенца. Обида и мучительная боль в нём горели, как огонь, и последнее, что он сказал вслед, прозвучало тихо, но с большой ненавистью:
– Надеюсь, сегодня ночью ты взглянешь своему ребёнку в глаза и поймёшь, что такое не иметь возможности уберечь самое дорогое в жизни. Поверь, я знаю тварей, сидящих в той машине, и одному лишь Богу известно, что они запланировали. Сколько бы тебе эти подонки ни заплатили, рано или поздно ты будешь расплачиваться в сотни раз дороже.
Последние слова Герман выговорил с большим трудом. Сдерживая одновременно и свой гнев, который мог подтолкнуть к страшным действиям, и слёзы, которые могли течь рекой, Герман с огромной тревогой в груди вышел из трамвая, прижав ребёнка к себе как можно плотнее. Он тут же бросил взгляд на чёрный «мерседес» и застыл – по его телу прошла волна страха. Сидевшие в машине супруги-наркоторговцы были хорошо знакомы Герману. Младенец, которого он крепко держал в своих ослабевших руках, принадлежал именно им. Герман, который приходился младенцу дядей, в отличие от своего брата, не бросил малыша и не отказался от него. Он хорошо понимал, что эти люди могут пойти на что угодно. Но даже его самые худшие подозрения не смогли сравниться с тем, что должно было произойти дальше.
