Ветер дул с перевала, сек дождем со снегом разрисованный яркими красками тент, добирался и до скорчившихся на козлах возниц. Слепой Курант прислушивался к хлюпанью воды под колесами повозки с опаской. Хоть и успели пройти самое опасное место, но начало зимы в горах есть начало зимы: заледенеет дорога – и не спасут ни угольные подковы, ни крепкая еще упряжь, ни подбитые железом колеса. Последние так еще и ухудшат дело. Да и что полагаться на упряжь и подковы, если лошади немолоды? Еще сезон – и придется расставаться со старичками, с гнедым так уж точно. Самана еще месяц назад говорила, что жеребец смотрит на нее так, словно она должна ему десяток монет.
– Харас, – позвал Курант. – Харас, тлен в глаза!
Худой конопатый подросток, сидевший рядом, сдернул с рыжей макушки мокрый капюшон и посмотрел на старика, выстукивая зубами от холода.
– Я здесь.
– Я слышу, что ты здесь, – проворчал Курант. – Если замерз, поменяй рубаху, одеялом обернись под плащом. Дробь выбиваешь так, что в ушах звенит. Как лошади?
– Идут, – смахнул с лица брызги мальчишка.
– Это я тоже слышу, – поморщился Курант, задвигал бровями, стряхивая дождевые капли со лба. – Как они? Попоны хорошо затянул? Упряжь проверил?
– И попоны затянул, и упряжь проверил, и капоры поправил, все сделал, – терпеливо перечислил подросток. – Но через пару часов надо будет найти конюшню. Или шатер придется раскидывать над лошадками. Погода – дрянь.
– Слышу, – продолжил ворчать старик, протянул руку, потрогал поводья, зажатые в кулаке мальчишки, но перехватывать их не стал. – Через десяток лиг будет стоянка в распадке. Возле оплота. Должен помнить. Внутрь лошадей заведем. Как дорога?
– Уже лучше, – поежился Харас и махнул рукой в сторону пропасти, за которой сквозь мутную непогоду начали проступать силуэты вершин. – Светает.
– Ушли от зимы, – закряхтел Курант. – Не скажу, что легко, но ушли. На равнине еще и солнышка попробуем.
– Куда мы теперь? – спросил мальчишка, вглядываясь в сумрак. – В столицу? Или пойдем по деревням?
– Тихо, – приподнялся, становясь похожим на облезлую птицу, старик. – Придержи лошадей.
Харас натянул поводья, и повозка, заскрипев, замерла. Остановилась в трех шагах от грязной скалы, в трех шагах от обрыва. Только всадник и проберется мимо. Чуть сдать правее – с трудом разъедешься с такой же повозкой, если ползет она к перевалу. Вот только лошадей под уздцы нужно брать, чтобы не рванули в сторону от черноты пропасти. Но не бывает в это время встречных повозок. И всадников не бывает. Никто не идет в эту пору в горы: ни пеший, ни конный. В горных деревушках запирают ворота, закрывают ставни, овец загоняют под крышу. Вот когда упадет снег, утихнет ветер, да на санях или снегоступах, может быть, и то…
– Всадники, – прошептал, вертя головой, подставляя ухо к ветру, старик. – Пятеро. Лошади или больные, или загнанные. Идут тяжело. Навстречу. С оружием.
– Ты слышишь? – не поверил Харас, вовсе сбрасывая на плечи капюшон. – Я ничего не слышу. Только ветер и дождь…
– Слушай и услышишь, – поджал губы старик, перехватывая поводья и понукая лошадей уйти левее, со скрипом вывертывая обода из наезженной за столетия колеи, пока борт повозки и оси колес не заскрежетали о скалу. – А ну быстро внутрь. Саману разбуди. И сиди там как мышь, носа не высовывай, тлен в глаза. И Негу предупреди, чтобы не лопотала без толку.
Отзвуки, которые Курант умудрился уловить за лигу, выбравшаяся на козлы женщина с широким лицом расслышала минут через пять. Едва различимое цоканье копыт отражалось о скалы с противоположной стороны пропасти и мешалось с непогодой. Туман сполз в бездну, да и дождь со снегом ослаб, стал просто дождем, но наступающий день не предвещал ничего хорошего. Ни тепла, ни солнца низкое небо не сулило. Впрочем, Самана знала точно: настоящая зима еще не близко, через пару десятков лиг в сторону равнины тот же дождь окажется просто дождем, а не небесной карой.
Пятеро конных появились расплывающимися тенями из-за поворота дороги один за другим. Не так давно их лошади были сильными и красивыми животными, но теперь они преодолевали последние лиги в жизни. Всадники выглядели немногим лучше. Самана, кутаясь в платок, ясно разглядела и изодранные плащи, и поврежденные доспехи, и изможденные лица. Курант услышал тяжелое дыхание, звон оружия, почувствовал запах крови.
– Никак слепой балаганщик? – Сквозь утомленный кашель вожака отряда послышалось удивление. – Курант? Ты давал представление у нас в Харкисе два года назад. Помнишь, еще выбил из моих рук меч? До сих пор не пойму, как тебе это удалось? Я же всегда считал себя лучшим мечником Текана!
– Я узнал твой голос, – сказал старик бородатому воину, щека которого была рассечена и прихвачена неумелым отекшим швом, да одна рука перевита окровавленными тряпками. – Ты старшина стражи клана Сакува. И действительно хороший мечник. Просто даже лучших воинов не учат сражаться со слепыми, мне же приходится испытывать умение зрячих. А не то ты бы, без сомнения, победил меня. Какие напасти гонят тебя к перевалу? Или Харкису уже не нужны воины?
– Харкиса больше нет, Курант, – мрачно заметил, сползая с лошади, воин. – Думаю, что слуги иши как раз теперь рушат его белые стены. Да что стены… Пять человек осталось от всего клана Сакува. Пять человек и… У тебя есть вода?
– И вода, и даже вино, – подтолкнул Саману, сдвинул брови над безглазыми впадинами старик. – Отчего иша ополчился на твой город?
– Кто его знает, – оперся о борт повозки воин, собрал с тента ладонью воду, мазнул ею по лицу. – Ты же помнишь, что Сакува всегда сами разбирались в своих делах?
– Как и предыдущие сто лет, – кивнул Курант. – Со времен последней Пагубы[1]. Но гордость воинов Сакува ни одному ише не вставала поперек горла. Разве не служили в его гвардии лучшие из них?
– Всему когда-то приходит конец, – скрипнул зубами воин, принимая из рук Саманы кувшин вина. – И не только нашим малым вольностям, но и нам всем. Думаю, что гвардейцы иши, которые вышли из нашего клана, тоже мертвы. Как мертв и весь Харкис.
– Но как это случилось? – не понял Курант. – Мне всегда казалось, что славные ворота Харкиса устояли бы и перед слугами Пустоты. Можно было бы дать им отпор, а уж после уйти в горы, за горы, за Хапу, куда угодно!
– Воины иши пришли вместе со смотрителем, – опустил голову воин. – Ты знаешь закон, Курант. Если не открыть ворота смотрителю, может наступить новая Пагуба. Для всего Текана. Лучше открыть смотрителю, чем увидеть под стенами города проклятое воинство. Хотя теперь-то уж… Но и ворота Харкиса считались крепкими только потому, что никто не испытывал их прочность. И слуги Пустоты в том числе, да хранит их она за своими багровыми стенами.