Парадный подъезд
Первая половина двадцатого века. Старый дом в переулках улицы Горького. Почти сразу за Елисеевским магазином. Большая коммунальная квартира с потолками за три с половиной метра, гулким туалетом с высоким ржавым смывным бачком, который громоздился где-то наверху, в полутьме потолка, озаряемый светом тусклой двадцатисвечовой лампочки, и с которого свисала длинная металлическая цепочка с тяжелой фарфоровой ручкой на конце. Туалет при срабатывании смывного механизма издавал такие утробные звуки, что казалось, как будто демоны канализации празднуют тризну в ожидании новых душ и всего того, что производится человеком. Хотя, как говорят, душа – это не собственность человека, а душа сделана на небесах. И должна в итоге вернуться туда.
Много видела эта коммуналка. Она еще помнила дореволюционные времена, когда в ней жили господа со своей прислугой. Разумеется, в квартире была парадная лестница, и был черный ход во двор для прислуги. После революции многие залы в этой квартири разделили перегородками, и она стала напоминать купейный вагон поезда дальнего следования. Только пассажиры преодолевали в этом поезде не расстояние, а время – жильцы женились и разводились, рождались дети и умирали старики – в общем, жизнь шла вперед.
В одной из комнат жила Зинка. Зинка-резинка. Веселая девица, незамужняя, которая жила в свое удовольствие. Она работала кондуктором в трамвае. Но работа не утомляла ее настолько, чтобы она отказалась от мирских удовольствий. Например, ей иногда так хотелось осетрины, которая призывно желтела на прилавке Елисеевского. Однако, за зарплату кондуктора особенно не пошикуешь. Поэтому она заводила себе любовников. Как правило, это были состоятельные люди, семейные, которым тоже нужда была отдушина от бесконечных заседаний, детей-двоешников и сварливой старой жены. И Зинка была самой подходящей отдушиной. С ее легким характером, постоянной насмешливостью, и любовью к вкусным напиткам и деликатесам, она никак нельзя лучше подходила на роль отдушины. Пал Палыч, который ходил к ней в последнее время, был человеком немолодым, с проплешиной и благоприобретенным брюшком. Он всегда приходил к ней с большим коричневым кожаным портфелем, в котором неизменно был коньячок, балычок, лимончик и коробка конфет. Они уединялись в Зинкиной комнатушке, и соседи могли наслаждаться звонким Зинкиным смехом.
Еще в одной из комнат этой громадной квартиры жил один замечательный человек по имени Петушок. Вообще то, его звали Петр Васильевич. Но для всех он был просто Петушком. Ласковое прозвище, без каких-либо намеков на что-либо. Просто он был абсолютно бескорыстным и бесконечно добрым. Он не отказывал никому ни в чем, о чем бы его не попросили. При всем этом, он был не очень здоровым человеком. У него был диабет, больные почки и еще бог знает что. Но этим он тоже пользовался во благо общества. В те времена за опоздания на работу вполне можно было схлопотать уголовную статью и убыть в места не столь отдаленные на несколько лет. Валить тайгу, копать каналы. Строить города. По комсомольскому призыву, другими словами. И это могло произойти даже за десять минут опоздания в учреждение или на завод. В этих случаях Петушок оказывался абсолютно незаменимым. И те жильцы квартиры, у которых по каким-либо причинам во время на сработал будильник, бежали в Петушку. Он абсолютно бескорыстно делился с ними своей драгоценной мочой. А она у него была уникальной. В ней был и сахар, и белок, и еще бог знает что. Хоть компоты вари. И эту мочу пострадавшие от дефектного будильника тут же несли в поликлинику. Там им ставили страшные диагнозы, и давали больничный. Разумеется, по истечении времени больной выздоравливал. А Петушок получал личную благодарность и полное благорасположение всех жильцов квартиры. Его даже без очереди пускали и в туалет, и в ванную. Как бы что не случилось с ним, пока он ожидает в общей очереди!
Да, надо отметить еще одну хорошую сторону Петушка. Он же был дамский парикмахер на пенсии. И дамы, обитательницы огромной квартиры, пользовались этим на все сто процентов. Поскольку Петушок был безотказным, то они даже не стеснялись просить его сделать им перманент и укладку. Да и стрижку заодно. Причем, абсолютно бесплатно, лишь источая благодарности и любезности в его адрес. Петушку этого было достаточно – он не отказывал никому. К тому же, видимо, не хотел утрачивать свое мастерство, которое, как известно, без постоянного подкрепления может притупиться, и даже кануть в лету. Так что Петушку вполне было достаточно благодарностей, хотя иногда ему перепадали и разные вкусности, которые дамы готовили на примусах и керосинках на общей кухне.
К таким деликатесам относился, например, торт в виде бисквитного кольца, который мастерицы пекли прямо на керосинке в особом устройстве, называемом «чудо-печью». Это устройство представляло собой разборную кастрюльку с большой дыркой посередине, через которую проходили горячие газы. Тесто укладывалось в кольцевую нишу, накрывалось такой же крышкой с дыркой посередине, и вся эта конструкция устанавливалась на керосинку. В итоге можно было испечь вкусный бисквит в форме большого бублика. И Петушок справедливо мог претендовать на часть этого кулинарного шедевра к своему чаю. Который он очень любил. Да и дамы его приглашали на чай в свои комнаты, и он им так же никогда не отказывал в этом.
Но самое захватывающее событие в жизни квартиры произошло как раз в комнате Зинки. К ней по прежнему ходил этот важный человек, «ответственный работник» Пал Палыч, который снабжал Зинку разными деликатесами, некоторые из которых можно было купить лишь в спецраспределителе, где отоваривалась лишь партийная номенклатура. Даже в Елисеевский эти деликатесы не поступали, а если вдруг и поступали в малом количестве, то тут же распределялись «между своих». И с черного хода, разумеется. Поэтому, черный ход тоже был своего рода «спецраспределителем», но не для номенклатуры, а для «своих». Но ответственный работник носил Зинке эти деликатесы чисто из платонического интереса. Просто его забавлял ее молодой задор, красота. Он лишь пил с ней чай, иногда и коньячок, но максимум, что мог себе позволить – это погладить Зинку по пухлой ручке. Или обнять ее за талию. На большее он пока не рассчитывал. А Зинку, сами понимаете, это вполне устраивало.
Но тут произошло чрезвычайное происшествие. Ответственный работник где-то, может быть, даже не в спецраспределителе, раздобыл фильдеперсовые чулки. Название «фильдеперс» происходило от французского «Fil de Perse» – «персидская нить». Так называли особую разновидность фильдекоса, мерсеризированный хлопок. В процессе мерсеризации такую ткань обрабатывали едким натром, а затем горячей и холодной водой. При этом нить приобретала характерный шелковый блеск. И чулки смотрелись, будто шелковые. В противовес обычным хлопчато-бумажным чулкам, которые можно было купить в «Промторге». Когда Зинка увидела эту красоту, то она не устояла. В порыве благодарности она бросилась на шею ответственному работнику, и стала осыпать его поцелуями. Прикосновение горячего Зинкиного тела, не вполне одетого, да еще и в фильдеперсовых чулках, пробудило в Пал Палыче давно забытые чувства. И ему захотелось большего, чем просто поглаживать свою пассию по пухлой ручке и вести с ней любезные разговоры. Он тоже прижался к ней плотнее, и тут ему захотелось ее всю! Зинка не возражала – она была под впечатлением от щедрого подарка. Пока Пал Палыч разоблачался, освобождаясь от брюк и кальсон, она думала, как же теперь она «сделает» свою давнюю конкурентку Любку из второго подъезда, и какими глазами будет смотреть на нее Любка, когда она продефилирует в этих чулках прямо перед ней, а потом сядет на лавочку напротив, и закинет ногу на ногу! Вся в этих мыслях, она и не почувствовала, как Пал Палыч взгромоздился на нее и запыхтел. Ради такого подарка можно вынести все, даже вес Пал Палыча, и все, что он пытается сделать. А у Пал Палыча не очень получалось, он очень распереживался от этого. Как же так, он возлежит на такой привлекательной особе, и ничего не может! Видимо, ответственная работа отнимала у мужчины что-то важное, предлагая взамен суррогаты в виде денежных купюр и возможности отовариваться в спецраспределителе.
