Татьяна Вильданова - Парадокс параллельных прямых. Книга вторая

Закончилась зима. А вместе с ней и война.

Первая послевоенная весна хмельным угаром расплескалась по ещё ярко-зеленым полям и виноградникам.

Лавина американского джаза и гнусавой английской речи обрушилась на города, городки и просто привокзальные площади, где ошалелые от победы союзники танцевали со ставшими поголовно очаровательными француженками.

А над всей англоязычной какофонией несся сильный и упругий, как наполненный ветром парус, хрипловато-завораживающий голос Эдит Пиаф.

Вокзалы были переполнены. Сорванные войной с родных мест люди, как перелетные птицы, устремились домой. Ехали на всем, что могло хоть как-то везти.

Места в вагоне пронумеровывались чисто условно, потому что люди сидели плечом к плечу, тесно заполняя всё пространство от подножки до подножки.

Жана притиснули к самому окну.

«Жерве… – мимо проскочил мост, – …Жер-ве, Жер-ве, Жер-ве…» – выстукивали колеса.

В вагоне становилось душновато.

Доре распахнул куртку, расстегнул ворот рубашки.

– Разрешите.

Он передвинул в сторону чью-то дорожную сумку, открыл окно и высунулся наружу. Пахнущий паровозным дымом ветер растрепал его волосы, дохнул в лицо ещё почти неощутимым запахом моря.

Под курткой четко обрисовался пистолет.

– Вы воевали? – увидев оружие, спросила сидящая напротив пожилая женщина.

– Да, – одернув куртку, сел на место Доре.

– Мой муж тоже… он ушел к макам год назад… – начала и тоскливо замолчала она.

– Он вернется, – уверенно успокоил её Доре, – обязательно. Сейчас все возвращаются.

– Да! – согласно закивала она, – обязательно вернется! Вот я и тороплюсь приехать домой раньше него…

Ещё достаточно молодая, но рано поблекшая, она продолжала что-то рассказывать, совала ему в руки крохотную фотографию темноволосого мужчины…

Кажется, он даже взял фотографию в руки, возможно, что-то ответил. Даже наверняка, ответил, потому что она благодарно улыбнулась и нежно погладила фотографию пальцами.

«А ты?.. Ждешь ли?.. Вдруг умчалась куда-то?… Полтора года… Дождись меня, пожалуйста», – словно наяву увидев колдовские голубые глаза, мысленно взмолился Доре.

Почти издыхая от непомерного напряжения, поезд всё-таки дотащил себя до разбитого, невероятно грязного вокзала, где и выплеснул на перрон невообразимую мешанину людей, мешков, сумок и чемоданов.

Потом он долго трясся на телеге, доверху загруженной пустыми боченками.

– Здесь у нас спокойно, – для порядка пошевеливая вожжами, громко разглогольствовал везущий его старик, – что при немцах, что сейчас. Только обезлюдело всё… В Жерве-то и вовсе одни Матюрины остались… Ну, ничего, теперь люди вернутся, опять в море выходить будут… – возница указал кнутом в сторону моря, – вон там их хозяйство, прямо через виноградник.

– Спасибо, – Жан соскочил с телеги, забрал мешок, крепко пожал старику руку, – спасибо, отец, дальше я сам.

– Счастливо, сынок… ты к знакомым или как?…

– К невесте, отец, к невесте!

– Ну, удачи, сынок!

Жан вскинул на плечо сумку и быстрым скользящим шагом нырнул в виноградник.

«Значит, одна дождалась-таки, – старик поудобнее перехватил вожжи, – дай бог, и моя внучка дождется.»

– Но, пошла, родимая!

Виноградник закончился крутым обрывом.

А там, на белесом валуне, спокойно сложив на коленях руки, сидела и смотрела в море Этьена.

Жан задохнулся и замер.

Вечернее солнце било в спину, высекая из её отросших каштановых волос ярко-рыжие искры.

– Этьена, – ещё не веря себе, шепотом позвал Жан. Девушка чуть качнулась и опять замерла, – Этьена!

Девушка повернула к нему голову, спокойно и доброжелательно улыбнулась.

– Салют, как дела? – равнодушные глаза скользнули по его лицу, – ты кого-то ищешь?

Спросив, она спокойно ждала ответа.

Доре судорожно сглотнул.

– Этьена…

– Меня зовут Антуанетта, – спокойно поправила она, – ты пришел к Николя?

– Что? – растерялся Доре, – какой Николя?! Ты разве не узнаешь меня?…

– Нет, – все также равнодушно произнесла Этьена, – мы знакомы?

– Да! – изумленно подтвержил Доре, – ты разве не помнишь?!Но ты не можешь не помнить! Ты же Этьена?! – не зная, что сказать, шагнул к ней мужчина, – ты жила в Париже…

– Я – Антуанетта, – откачнулась от него Этьена, – и если ты пришел к Николя?..

– Я пришел к тебе!..

– Нет, – соскочив с камня, скользнула на тропу Этьена.

– Подожди! – в полной растерянности рванулся за ней Доре, – почему ты убегаешь?!

– Николя не разрешает мне ни с кем разговаривать, – поворачиваясь к нему спиной, объяснила она.

– Но, я… Да! – видя, что она уходит, закричал Доре, – я пришел к Николя!

– Да? – обернулась к нему Этьена, – тогда пойдем. Сегодня красивый закат, правда?

– Да-а…

«Но ведь это же она! Она!! – не понимая, отказываясь что-либо понимать, он только смотрел, выискивал в лице этой незнакомки хоть что-то, что отличало бы её от… – она»!! – узнавая каждую черточку её лица, чуть не закричал Доре.

– Этьена… – догнав, попытался схватить её за руку Доре.

– Я – Антуанетта, – проворно спрятав руки за спину, строго поправила его Этьена, – а глупостей я не люблю… – в её голосе проскользнуло беспокойство, – тебе ведь нужен Николя?

– Да, – опустил руку Доре, – мне нужен Николя.

– Он в сарае, – махнув рукой в сторону усадьбы, Этьена развернулась и быстро пошла, почти побежала по дорожке обратно к обрыву.

«Она не могла!.. Не могла… Бред какой-то! – шагая по дорожке к темной массе саряя, попытался разобраться мужчина, – именно, бред»…

– Эй! – из темноты сарая вынырнула коренастая фигура пожилого мужчины, – вы ко мне?

Не дожидаясь ответа, мужчина вытер руки тряпкой, после чего плотно притворил за собой дверь, подошел и протянул руку:

– Николя Матюрин…

– Жан Доре, – машинально пожал руку Доре, – что с ней?

– Вы ко мне или…

– Я приехал за ней.

– Пошли, – Матюрин подтолкнул Доре к двери дома, – вам не мешало бы выпить.

В большой комнате, служившей, по-видимому, и столовой и кухней, старик неторопливо снял с полки бутыль, налил две кружки вина.

– Пей. Откуда ты её знаешь? – дождавшись, пока Жан выпьет, спросил он.

– Что случилось? – поставив пустую кружку на стол, поднял на него глаза Доре, – она не могла меня не узнать!

– Она никого не узнает.

– Что?…

– Садись, – сев за стол, кивнул на соседний стул мужчина, – ты ей кто?

– Муж, – тоже сев, выдохнул Доре, – я воевал, потом… – бестолково попытался что-то объяснить он, – что с ней?

– Она ведь болела… – осторожно начал мужчина, – когда её привезли, она очень долго как будто спала, потом пришла в себя, но ничего не помнила и не понимала, потом стала понимать, только она всё равно ничего не помнит. И живет, словно во сне.