Глория разгадала смысл своих повторяющихся снов. Ее сны – это путь, которым она идет в параллельной реальности. Дорога ее заблуждений и пристрастий. Стоит ей забыться, и она попадает в бесконечную анфиладу комнат или в сад с бесчисленными тропками. Там разгуливают неожиданные персонажи, которые населяют ее подсознание. Только там она может видеть их и говорить с ними.
– Я был уверен, что ты сама все поймешь, моя царица! – заявил карлик. – Иначе судьба не подарила бы нам встречу на закате моих дней.
Он имел обыкновение вырастать будто из-под земли и вести себя, как ни в чем не бывало. Словно он не умер на руках у Глории, а продолжал жить и здравствовать. Она давно перестала пугаться и скучала по нему, если он долго не появлялся.
– Я урод, но не дурак, – засмеялся карлик, ловя на лету ее мысли. – Тебе со мной не скучно. Правда?
– От тебя ничего не скроешь.
– В этом нет нужды.
– Знаешь, ты красив, – вдруг абсолютно искренне сказала Глория. – У тебя лицо Нарцисса…
– …а туловище тролля! – подхватил он. – Разве ты не замечаешь, насколько я безобразен? Я мал ростом, мои плечи непомерно широки, руки как у орангутанга, а ноги короткие и кривые.
– Я привыкла видеть тебя таким, Агафон. Мне все нравится.
– Хвала Всевышнему, я хотя бы не горбат!
– Ты умен и мудр. Эти два качества не всегда уживаются в одном человеке.
– Ум – коварная штука, – развеселился карлик. – Без него плохо, а с ним порой бывает еще хуже. Я много размышлял о том, как от него избавиться. Это не просто.
Глория молча наблюдала за его ужимками. Иногда он нарочно кривлялся и паясничал, а иногда обретал невозмутимость. Ей бы научиться так управлять эмоциями. Надо – они выстреливают фейерверком, не надо – прячутся, будто их и нет.
Глория призналась себе, что по-хорошему завидует Агафону. Он в избытке обладал тем, чего не хватало Лаврову. Его физические недостатки терялись на фоне душевных достоинств.
– Не представляю, чтобы я делала без тебя, – вырвалось у нее.
Карлик расцвел от удовольствия, хотя он легко мог оставаться непроницаемым ни для похвал, ни для порицаний.
– Я рядом, – с нежностью произнес он. – Даже когда ты меня не видишь.
Глория чуть не заплакала и устыдилась своей сентиментальности. Агафон деликатно отвел глаза.
– У тебя все хорошо, – сказал он после долгой паузы. – Ты преодолела самое трудное. Перед тобой – более-менее ясная перспектива. Кстати, как тебе живется в моем доме? Прости, теперь это твой дом. В мире все так зыбко, так быстро меняется. Не успеваешь отслеживать.
– Это наш дом. Я хочу прожить в нем до самого конца.
– Конец – всего лишь иллюзия, – возразил карлик. – Как и начало.
– Мы ходим по кругу?
– Отчасти. Пусть тебя это не расстраивает. Наматывая круги, мы получаем опыт…
Последние слова Агафона Глория не услышала. Она уснула. В ее спальне горел ночник, за окном стояли крупные звезды. Она знала, что увидит их во сне, в призрачном саду, где обнаженная женщина сидит на берегу пруда и выливает воду из двух кувшинов…
Чтобы наполнить их вновь!..
***
У Хозяина были холодные бесчувственные глаза. Такой способен на все. Ради денег, ради выгоды, ради сладкой жизни. Не зря же он прикатил на вербовку в забытый Богом поселок? Не зря побывал в наших семьях и убедился, что никто нас искать не будет! Что мы не только не нужны родителям, но даже мешаем им. Что они будут рады от нас избавиться. Не зря он заплатил за нас деньги, словно покупал себе рабов.
Какой там бордель?! Нам уготована более жуткая участь: мучительная кончина на потеху богатой публике. Ничего нового. Я видела по ящику современную испанскую корриду и кровавые зрелища, которыми развлекался Древний Рим.
Вероятно, мои горячечные мысли отразились на моем лице.
– Что с тобой? – спросил он, взял меня за подбородок и прищурился. – Чего испугалась? Побледнела. А тебе идет бледность.
– Вы… нас убьете?
Он сначала не понял, откуда в моей голове возник этот вопрос. Потом захохотал. Долго, раскатисто. Словно по комнате рассыпались мириады острых льдинок. Смех его оборвался внезапно, и наступила гнетущая тишина.
– Ты чертовски догадлива, Уну. Пожалуй, я не ошибся в тебе.
– Значит, убьете?
– Я работаю со смертью, – сухо молвил он. – Мы в некотором роде сообщники. Я служу ей, она – мне.
Мое желание бежать после этого разговора еще сильнее укрепилось. Я не хотела становиться мясом для чужих забав. Оказывается, мне было, что терять. Я оценила то, чем раньше пренебрегала. Я думала, жизнь – это пытка. Но мне стало жаль прекращать свои страдания!
С того момента, как Хозяин обмолвился о смерти, я закрыла рот на замок. Меня перестали обижать поддразнивания. Это было мелко и незначительно по сравнению с тем, что я узнала. Теперь меня заботило одно: побег…