ГЛАВА 1. Пантера
Рэн Лермонд по прозвищу Призрак вернулся в Авалонус ранним утром, почти ночью. И время, и место прибытия он рассчитал довольно точно: оказался прямо на вершине Санктуария, горы в пригороде Вестполса.
Это место считалось достопримечательностью: вершины у горы как таковой не было, как будто ее срубили чем-то острым, а вместо нее установили скульптурную композицию. В центре гладкой горной площадки возвышался пустующий пьедестал, а по периметру располагались каменные изваяния мужчин с неприкрытыми детородными органами в полной боевой готовности. Рэн оказался как раз рядом с пьедесталом.
«Хорошо хоть не на нем», – усмехнулся про себя путешественник. Он полагал, что некогда здесь стояла статуя богини Весты, которая в каком-то из миров считалась покровительницей домашнего очага – не случайно же этот алтарь находился в непосредственной близости от города, название которого созвучно этому божественному имени. Впрочем, аборигены про Весту не помнили или не знали, и потому догадки относительно того, что было когда-то на ныне пустующем пьедестале, строили разные, рассказывая любопытствующим туристам самые невероятные истории.
В этот предрассветный час возле Санктуария никого не было и быть не могло: солнце еще не взошло, а только-только должно было появиться на горизонте. Можно было спокойно спускаться по каменным ступеням лестницы, окольцевавшей священную гору спиралью, и идти в город, где ждали и постель, и сытный завтрак. Но вместо того, чтобы расслабиться, Рэн напрягся: он почувствовал, что является не единственным посетителем этого каменного музея. Между лопатками он ощутил чей-то взгляд, опасный, словно дуло револьвера.
Он резко развернулся, одновременно выхватив кинжал. Его глаза встретились с желто-зелеными глазами пантеры. Но встревожило его не столько присутствие хищника, сколько его нестандартное поведение и необычная для зверя внешность. Пантера не готовилась к прыжку, а пристально наблюдала за ним, глаза же ее светились ярче, чем следует, и зрачки были не узкими, как у кошки, а почти человеческими. Хищница (Рэн почему-то был уверен, что это именно хищница, а не хищник) смотрела ему в глаза, как будто гипнотизируя, и на него нахлынули неуместные воспоминания.
Вот он, еще молодой и способный любить, заходит в бальный зал с самой прекрасной, как тогда ему казалось, из женщин. Он окрылен, ведь она согласилась стать его спутницей не на простом светском вечере, а на самом Празднике летнего солнцестояния. Сердце его бьется чаще, чем следовало бы, но маска полностью скрывает лицо, и он надеется, что ни его возлюбленная, ни кто-то другой не заметят его волнения.
Вот объявляют огненный танец, и он, нежно обняв свою спутницу за талию, уверенно притягивает ее к себе. Вскоре партнеры забывают обо всем на свете, их тела сливаются и двигаются так слажено и гармонично, будто они долго репетировали свои па. Десять коротких минут они безумно близки друг другу: ближе, чем брат и сестра, и ближе, чем супруги. Все-таки огненный танец не зря получил свое название: в нем были страсть и нежность, откровенность и чувственность. Когда музыка затихла, он с трудом заставил себя отпустить Евжени, которая прильнула к нему и, казалось, тоже не хочет отдаляться.
Неизвестно, сколько бы Рэн простоял, грезя наяву и представляя собой легкую добычу, если бы не начало всходить солнце. Как только первый луч его окрасил горизонт лиловым всполохом, пантера поднялась на все четыре лапы и в несколько прыжков покинула Санктуарий, исчезнув в темноте.
Рэн очнулся и, быстро взяв себя в руки, поспешил спуститься с горы и попасть в город, где он будет недосягаем для пантер и других хищников, даже самых хитрых и странных.
Авалонус был примечателен тем, что имел множество дыр, служащих своеобразными проходами в иные миры. Для охотников за артефактами, к числу которых относился и Рэн Лермонд, более удобного для проживания местечка, пожалуй, не было. Он слышал про наличие других «дырявых» миров, и в парочке из них даже бывал, но они не пришлись ему по душе.
Один был слишком шумным, пестрым и дисгармоничным, из-за чего кишмя кишел Крылатыми Стражами, призванными блюсти равновесие. Там Рэн на каждом шагу рисковал быть узнанным и пойманным.
Второй мир был родным для Евжени и его матери. Знать этого наверняка Рэн не мог, но чувствовал. И понимал, что за этим миром Охотники наблюдают пристальнее, чем за другими. Задерживаться в нем надолго для Рэна тоже не было безопасным.
Другое дело – Авалонус, где стекавшееся из разных «прорех» разнородное и противоречивое умудрялось чудесным образом сливаться, образуя нечто гармоничное или хотя бы не уродливое. Значительного нарушения равновесия Рэн, научившийся за многие годы скитаний по отражениям ощущать дисгармонию чуть ли не физически, в Авалонусе не замечал. Это давало ему надежду, что посланцев Верховных Бессмертных в этом мире нет: нечего им было здесь делать. А про порталы Стражи, вероятно, еще не прочухали, так как появляться «прорехи» стали относительно недавно: возможно, как раз в результате нарушения вселенского равновесия, невольным виновником которого стал несколько десятков лет назад сам Рэн Лермонд, урожденный Рэн Факар.
Скрываясь от преследования, он вынужден был поменять фамилию. В Авалонусе лермондами называли собак, скрещенных с волками. А в одном из миров, где довелось побывать Рэну, с этим словом была созвучная фамилия поэта, написавшего «Демона». Рэн невольно ассоциировал себя с опальным ангелом – героем этой поэмы.
А вот имя Рэн оставил себе свое, благо на Авалонусе оно было одним из самых распространенных. Впрочем, местные называли его Призраком, так как он всегда исчезал и появлялся неожиданно.
В Вестполсе Рэн отдыхал между выполнением заказов, здесь же находил и заказчиков.
Ему не было удобно приобретать здесь дом: он бы все равно большую часть времени пустовал. Да и содержание собственной недвижимости было делом накладным. Рэн посчитал, что дешевле и удобнее будет снимать комнату на постоялом дворе, и в гостевом доме «Бродячий пес» у него был оплаченный надолго вперед номер. В его отсутствие в комнату никто не входил, кроме Вестелы – дочери хозяина гостиницы Пиэра Хмелько. Девушка выполняла роль горничной, правда, не для всех, а для самых почитаемых клиентов, снимавших наиболее дорогие номера.
Также Вестела по прозвищу Златовласка развлекала клиентов трактира при гостинице своим пением.
Девушка, только-только встретившая свою восемнадцатую весну, была среднего роста, не худенькой, но гибкой и грациозной. Черты лица у нее были мягкими, взгляд изумрудных глаз – теплым. Золотисто-русые локоны крупными волнами падали на покатые плечи. Сочные пухлые губки, покрытые светлым блеском, почти всегда приветливо улыбались.
