Одиссей, притворно сурово сдвинув брови, выговаривал огромному псу Аргосу:
– Ты должен следить за овцами, понимаешь, овцами, а не за мной! Разве я овца? Ну, скажи, я похож на овцу? Разве я блею вот так: бе-е-е?..
Аргос преданно вглядывался в лицо маленького хозяина, пытаясь своими собачьими мозгами сообразить, с чего тот вдруг стал подражать глупым овцам. На всякий случай пес даже покосился на отару, заметил, как несколько ягнят, воспользовавшись, что за ними не присматривают, резво затрусили к опасному оврагу, но тут же повернулся обратно к Одиссею. Нет, хозяин вовсе не был похож на овцу и разговаривал не с отарой, а с ним…
– Аргос, лентяй, ну-ка, пригони вон тех ягнят! – Голос пастуха Евмея не обещал псу в случае ослушания ничего хорошего.
Аргос посмотрел на мальчика, словно извиняясь, что не может дальше внимать его блеянью, и с веселым лаем бросился возвращать шустрых ягнят от края оврага.
Одиссей вздохнул:
– Ну почему тебя он слушает, а меня нет?
– Потому что я не показываю, как блеют овцы, а просто приказываю их загнать. К тому же ты не прав, Аргос очень внимательно слушал твое бе-е-еканье.
Глаза Евмея смеялись. Одиссей вдруг представил себя, изображавшего овцу перед собакой, и расхохотался!
Он очень любил проводить время у Евмея. Вообще-то, Евмей пас свиней, только он умел справляться с огромными хряками, ловкими пинками загоняя тех в ограду, но не брезговал и овечками, и даже козами. Конечно, и свинопасу не помешает молоко, вернее, сыр из него.
Только вот лошадей у Евмея не было, кони слишком большая роскошь для Итаки. Неудивительно, во-первых, пастбища острова не столь обширны, чтобы вольно пастись табунам, во-вторых, где на этих лошадях ездить, если в лесу нет дороги, а тропинки, да и сам остров невелик? Для маленькой Итаки козы, овцы и свиньи в самый раз.
У царя Итаки Лаэрта стада большие, свинопасами командует Евмей, но есть еще отары овец и козы. Каждому свое, одни следят за козами, другие – за свиньями. Между пастухами соперничество, и каждый доказывает, что его труд самый важный. Попробуй сказать Евмею, что в Элладе самыми важными считаются коневоды, за ними пастухи коров и быков, козопасы, овчары и только потом свинопасы! Обидится так, что больше не подойдешь. Но свинопас он отменный, прекрасно знающий свое дело, потому свинина на столе царя Лаэрта не переводится. Да и на вертеле у самого Евмея тоже.
Евмей столь успешен, что даже имел своего раба Месавлия и дом на Аретусе. Он вообще считал склоны Аретусы едва ли не своими владениями, будь воля Евмея, он и источник Аретусу назвал бы своим. На Итаке посмеивались над свинопасом, но уважали его умение и ловкость, а еще способность защитить стада от любых нападений. Тех, кто хоть раз попытался украсть поросенка, либо давно проводили в царство Аида, либо после первой попытки никакими посулами выманить на Аретусу невозможно.
Евмей разводил руками:
– Я, как Кефал, сначала стреляю без промаха, а потом смотрю, кто это был в кустах.
Он имел в виду Кефала, чья праща била без промаха. Ревнивая жена Кефала Проктида, как обычно, пряталась в зарослях, выслеживая мужа, когда тот выпустил камень, решив, что это лань. Нельзя сказать, что, оставшись после меткого броска вдовцом, Кефал уж очень убивался…
С Евмеем хорошо посидеть вечерком у костра и поговорить. Загнав свиней в их клетушки, отделив боровов, чтоб не мешали остальным, свинопас принимался с чувством готовить трапезу. Он никогда не подвешивал мясо просто жариться над огнем, считая это недостойным настоящего гурмана. Нет, Евмей старательно свежевал добытую на охоте дичь, набивал ее травами, точно соблюдая одному ему известные пропорции, орехами, если те были, смазывал оливковым маслом, иногда обмазывал глиной и только потом либо пристраивал вертел над огнем, или закапывал тушку в горячие угли.
Одиссей удивлялся: имея под рукой столько свиней, к чему охотиться?
– Разве нельзя забить поросенка?
– Если я начну ради ежедневной трапезы забивать поросят, стадо быстро исчезнет. Нет, они должны вырасти и стать большими свиньями, а забьют их во дворце без меня.
Конечно, бывали случаи, когда и Евмей забивал свинью, желая побаловать царевича.
Одиссей обожал проводить время у пастухов, не важно – Евмей это, козопасы или овчары, а те обожали любопытного Рыжика, который никогда не напоминал, что он царевич. Кудлатая голова мальчишки совала нос во все дела, из него, как горох из дырявого пифоса, сыпались бесконечные вопросы, а из глаз брызги смеха. Болтун и насмешник – вот каков этот Одиссей, единственный сын царя Итаки Лаэрта. Жаль будет, когда отец, решив, что мальчишка достаточно повзрослел, запретит общаться с пастухами, к Одиссею привыкли…
Он действительно единственный сын Лаэрта и Антиклеи, есть еще дочери, но дочери, как известно, отрезанный ломоть, выйдут замуж и уплывут с Итаки. А может, это и хорошо, что сын один? Не будет между братьями борьбы за власть, не придется Лаэрту задумываться, кому оставить свой трон, когда наступит время делать это. Но тогда вот это рыжее любопытное создание должно быть здоровым.
Одиссей и был крепкий, живой, даже непоседливый, без меры любопытный мальчишка. Царевич настолько шустрый, что няньке Эвриклее тяжело за ним поспевать, несмотря на ее собственную подвижность. Эвриклея рабыня особая, и дело не в том, что она черноволосая и большеглазая, царь и царица ценили няньку мальчика за особую сообразительность. Еще до собственной женитьбы Лаэрт купил Эвриклею за сумасшедшую цену – двадцать быков! К тому же пришлось купить ее отца Опса и даже деда Певсенора. Впрочем, Лаэрт ни разу не пожалел, потому что мудростью отличалось все семейство.
У царя хватало ума не показывать, что он советуется с рабами, да еще из дальних земель, остальным знать это ни к чему, но в действительности советовался. Они все трое упорно молчали о своем происхождении, вернее, плели какие-то сказки. Поняв, что ничего не добьется и лучше не спрашивать, Лаэрт задал только один вопрос: нет ли на них преступления, за которое следовало утопить сразу? Или преступления перед богами, за которое они пока не понесли наказание?
Певсенор сокрушенно помотал головой:
– Нет, царь, такого нет. Просто нас угораздило попасть не в то время не в то место, вот и были взяты в плен…
Целое стадо быков, которое царь Итаки в результате отдал за троицу, окупилось уже через год, вернулось прибылью, полученной по подсказке новых рабов.
Антиклея первое время ревниво приглядывалась к рабыне мужа, даже пыталась придираться к ней, но довольно быстро поняла, что между Лаэртом и Эвриклеей ничего нет и не было, а помощница она такая, каких во всей Элладе не сыщешь, и успокоилась. Кому, как не Эвриклее, доверить главное сокровище царской семьи – рыжего непоседу Одиссея? Вот и бегала нянька по пастбищам и горам следом за своим пятилетним воспитанником.
