1.
– Мисс Джонс, напоминаю вам в последний раз. Если до конца месяца вы не оплатите учебу, мы будем вынуждены отчислить вас из колледжа.
В голосе сухопарой женщины в очках на цепочке, декана факультета психологии, слышались нотки непреклонности. На снисхождение надеяться не приходилось, я, итак, слишком долго тянула с оплатой. Я сжала губы и поправила рюкзак.
– Хорошо, миссис Хьюз, я постараюсь успеть.
– Уж постарайтесь, мы больше не можем идти вам на уступки.
– Всего доброго.
Я вышла из кабинета преподавателя, занятия закончились, и я направилась к выходу из здания. Погода была мрачной и унылой, совсем как моё настроение в данный момент. Хотя и припомнить трудно, когда оно было прямо противоположным. Зябкий мартовский ветер проникал под куртку, проникал под кожу. Я накинула капюшон и поторопилась на остановку, куда как раз подъехал мой автобус. До начала рабочей смены оставалось тридцать минут, которые я потратила на мысленную жалость к себе и злость на свои жизненные обстоятельства. Благо необходимость выйти на нужной остановке вскоре избавила меня от полного погружения в меланхолию.
Кафе «Амбар» одарило меня работой официантом и приемлемой зарплатой вот уже почти два года назад. Контингент посетителей тут был разным и не всегда удавалось заполучить приличные чаевые. Но моя экономность позволяла мне копить нужную сумму на учебу и, если сейчас поднапрячься недели две и выйти на подработку, то денег должно было хватить на оплату, с учетом отложенных купюр, спрятанных дома. Как назло, народа сегодня было мало, отчего чаевые были очень скудными. В двенадцатом часу ночи я вышла из кафе уставшей, с головой, отяжелевшей от боли. По давней договоренности, чтобы не добираться до дома пешком, коллега довезла меня до моей улицы. Мы распрощались, я спешно пошла по узкому мокрому тротуару, освещенному тусклыми фонарями.
В этом районе города жили люди с классом дохода ниже среднего. Обычные труженики, не боящиеся тяжелой работы: водители фур, грузчики, цеховики, продавцы и так далее. Дома были одинаковые – серый кирпич, шиферная крыша, узкие дворики, окруженные сетчатым забором. Ничего примечательного. С тяжелым сердцем я дошла до своего дома под номером 15. От темных окон веяло угнетенной обреченностью. Каждый день, возвращаясь сюда, я молилась, чтобы моё прибывание тут прошло благополучно. Каждый раз я ожидала худшего. Я глубоко вздохнула и открыла входную дверь.
Меня встретили звук работающего телевизора и пьяный храп. В маленькой гостиной, на старом диване в неприглядном виде лежал отец, под ногами его валялись пустые бутылки пива. Я облегченно выдохнула. Джим крепко спал, а это значит, что я избегу его пьяного бреда и выяснений отношений. Главное нужно с утра успеть покинуть дом до его пробуждения. Я тихо прошла к себе, закрыла дверь на защелку, разделась и сразу легла спать. Уставший мозг отключился моментально.
Проснулась от резкого звонка будильника на телефоне. Неужели уже шесть утра? Я машинально села в кровати и зевнула. Надо быстрей собираться, пока отец не проснулся. Я натянула джинсы, достала из рюкзака вчерашнюю выручку и подошла к шкафу. Вынула из его глубин свой бывший школьный пиджак и положила деньги в его внутренний карман, в котором лежала отложенная на учебу сумма. Так себе заначка, конечно, надо бы завтра положить их в банк. Собравшись, я бесшумно вышла из комнаты и на цыпочках направилась по коридору к выходу. Бросила взгляд на гостиную и замерла. Диван был пуст.
– Куда ты? – услышала я злой и прокуренный бас отца. Он стоял так близко, что я ощутила мерзкий запах перегара. Сердце сжал уже привычный страх.
– На учёбу. – негромко ответила я. Я сделала шаг вперёд, но отец схватил меня за рюкзак и резко дёрнул назад. Он был не крупным мужчиной, скорее даже тощим, но сил у него всё равно было больше, плюс употреблённый алкоголь придавал свирепости.
– Стоять.
Дергаться смысла не было. Я внутренне сжалась в ожидании толчка или удара.
– Дай мне деньги. – потребовал Джим.
– У меня нет.
– Не ври! – он грубо встряхнул меня. – Ты вчера работала. Быстро давай!
Я вытащила из кармана купюры, которые планировала потратить на обед и отдала отцу. Он пересчитал и недовольно нахмурился.
– Здесь мало.
– Больше нет.
– За дурака меня держишь? – Джим приблизил своё лицо ко мне. Его воспалённые красные глаза были полны злости. Мне хотелось убежать, спрятаться, стать невидимкой, но я стояла, боясь шелохнуться. Отец поднял руку и замахнулся. Я быстро прикрыла лицо, думая лишь бы не было видимого синяка. Но удара не последовало.
– Вали давай. Никакого толка от тебя всё равно нет. – толкнул он меня в спину.
Я быстро побежала прочь и остановилась только тогда, когда очутилась далеко от дома. Сердце быстро колотилось, я несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, успокаивая его ритм.
В это пасмурное раннее утро улица была безлюдна. Сегодня было немного теплее, деревья не колыхались от ветра. До начала занятий было еще много времени, и я решила отсидеться в крытой беседке на детской площадке. Я села на узкую скамейку, прислонила голову к стенке и прикрыла веки. Думать ни о чем не хотелось, но мысли не оставляли меня и в тысячный раз крутились вокруг одного и того же. С какого момента моя жизнь превратилась в блёклое, безрадостное существование?
Матери не стало, когда мне было одиннадцать лет. Отец тяжело переживал утрату, заглушая боль в спиртном и поэтому бабушка забрала меня к себе. Но вскоре у неё начала прогрессировать деменция и её поместили в дом престарелых. Так в шестнадцать лет я снова стала жить с отцом. Его уволили с работы, отчего ему пришлось продать наш большой дом в хорошем районе и переехать жить на окраину города. Тогда он ещё держался и мог контролировать свою тягу к алкоголю. У него даже имелся более-менее стабильный заработок. Правда каждые выходные он проводил в баре и возвращался домой в стельку пьяный. В таком состоянии он становился весьма агрессивным. Я тихо сидела в своей комнате, боясь дышать, пока Джим орал всякую брань и бил мебель в гостиной. Тогда он ещё не отрывался на мне, тогда я ещё была в безопасности.
Первый раз он ударил меня примерно полтора года назад. Попало за то, что я не успела приготовить ему кофе. Второй раз попало за то, что я слишком долго несла ему таблетку от головной боли. Поначалу он просил прощения за свою несдержанность, но потом зелёный змий полностью овладел им и больше не отпускал. Я превратилась для отца в грушу для битья. Пинки, толчки, пощёчины – так он срывал на мне свою злость. Чтобы не попадаться ему на глаза, я стала приходить домой поздно ночью и уходить рано утром. Иногда мне удавалось целыми неделями избегать его гнева. Тогда я расслаблялась, теряла бдительность и попадалась под его тяжёлую руку. В редкие дни трезвости он искал подработки, чтобы потратить заработанные деньги на новую дозу хмельного зелья. Временами, на несколько коротких минут, я замечала в Джиме отголоски прежнего отца, каким он был до смерти мамы. В такие моменты я пыталась поговорить с ним, достучаться до него. Казалось, он слышит меня, понимает, но стоило его губам прикоснуться к горлышку бутылки и все мои старания рушились, как карточный домик.
