«И год, как день… И день, как миг» (Л. Филатов «Баллада о началах»)
– Вот, держи, – я протянула заплаканной сестре голубой в серую крапинку камушек, напоминающий яйцо дрозда. – Вылупится и будет тебе петь по утрам.
Юлька взяла камушек, поперекатывала в ладошках и аккуратно положив на доски крыльца, подтолкнула ко мне:
– Не хочу.
– Не хочешь дрозда, тогда пусть там будет утконос, – сведя брови к переносице, я и приставила согнутую в локте руку ко лбу, – Ща колдунём и готово.
Вместо того чтобы рассмеяться шутке, Юлька захлюпала носом, и слёзы пуще прежнего полились по щекам.
– Ну же, сестрёнка, перестань ты так убиваться по этому дураку. – Спрыгнув с крыльца, я обняла её. – Ну, буде, буде. Поди, не последний утконос во вселенной.
– Он – не дурак. И он – единственный во вселенной.
– Как же не дурак, если сбежал от такой царевны. Дурак и есть… А мы вот что… мы с тобой сейчас колдунём, чтобы из этого яичка вылупился дракон. А? Вот он вырастет, взлетит, и «лыцаря» твоего непутёвого с неба высмотрит. Ну, как тебе?
Юлька улыбнулась сквозь слёзы:
– Это мне подходит. Колдуй.
Я подхватила нагревшийся на утреннем солнце камушек, покрутила его между ладошек, как бабы крутят колобки, подула, пошептала и, подняв над головой торжественно произнесла:
– Солнце светлое, на небо летящее, Месяц ясный, за лазурь уходящий, Ветер вольный, преград не знающий, зову вас, будьте свидетелями зачатья Синекрылого Дракона – Юлькиного заступника. Четыре-один-восемь, да будет моё слово крепко и метко.
Я громко хлопнула в ладоши и краем глаза покосилась на сестру. Она стояла с приоткрытым ртом.
– Откуда это?.. Да, ну тебя, Светка…
– Откуда что? Камушек утром на берегу Реки подобрала, заговор в книге сказок прочитала. А тебя, царевна Несмеяна, на крыльце родительского дома встретила. Что, Гога с собой не позвал? Ну, ему же хуже – этим утром родилась мать дракона, и начался обратный отсчёт для непутёвого горного «лыцаря».
Юлька улыбнулась и забрала протянутый камушек.
– Не печалься сестрёнка, что не делается, всё к лучшему. Знаешь?
– Знаю.
– Тогда пойдём пить чай. А яичко-то ты до поры спрячь в тёплое место.
***
С того памятного утра, когда мы с сестрёнкой решили растить из речного камушка дракона прошло несколько месяцев. От Георгия по-прежнему не было никаких вестей: шагнул человек за дверь и как в воду канул. А у Юльки тем временем фигурка округлилась, и соседи уже стали замечать животик, гадая, от кого девка понесла.
Мама гордо проходила мимо сплетничающих у колодца соседок, зато дома давала волю гневу: ругалась, плакала, предлагала какие-то несуразные варианты решения «проблемы», упорно не желая называть беременность дочки беременностью. Отец ходил хмурый. А Юлька всё чаще запиралась у себя в комнате и выходила с заплаканными глазами. Но от аборта решительно отказывалась.
Был октябрь. И выпал первый снег.
Я приехала из города на несколько дней, и в субботу мы с Юлькой отправились в баню. Разделись, и я просто обомлела от того, каким прекрасным стало её, прежде угловатое, тело. Грудь налилась, округлившийся живот красиво выпирал над располневшими бёдрами. А кожа будто светилась изнутри. Я откровенно ею залюбовалась. Она перехватила мой взгляд и покраснела.
– Юлька, ты так похорошела! Тебе идёт беременность.
– Правда? – она улыбнулась и принялась расплетать косу. Набрала воды и плеснула на каменку. А движения плавные, неторопливые – лебёдушка.
В горячем воздухе маленькой баньки она всё время улыбалась. Говорила и улыбалась, и прямо на глазах у меня оттаивала. С неё как будто слезал ледяной панцирь одиночества.
Говорила она про то, что нет-нет да вспоминает свой короткий роман с Георгием. И о том, как она ждёт сына.
– Ты на УЗИ была?
– Нет, какое УЗИ в нашей глуши.
– Как же ты знаешь, что у тебя сын?
– Вот ещё, конечно, знаю, – улыбнулась она моему непониманию, – и он – дракон.
Я рассмеялась:
– Ну, ты и выдумщица, Юлька.
– Ничего я не выдумщица. Помнишь то яичко – камушек, что ты принесла с берега Реки, когда Георгий ушёл?
– А… заколдованное, – я упорно держала шутливый тон.
– Не веришь, а ведь оно тоже растёт вместе с моим животом. И теперь всё чаще переливается таким, знаешь, нежным голубым светом.
Она перехватила мой тревожный взгляд и закивала:
– Правда, правда. Хочешь, покажу вечером.
***
Разморённые, мы стояли на пороге бани, вдыхали прохладный октябрьский воздух и улыбались ощущению собственной чистоты и лёгкости бытия.
– Знаешь, когда мир проходит сквозь человека без особого вреда для себя?
– Мм..?
– После бани. Человек чист, как новорожденный: и душой, и телом. Мир струится сквозь него нежным ветерком, а человеку становится беспричинно радостно и хорошо.
– Мы хрустальные колокольчики вселенной.
– Ага… Пошли, а то во льдинки превратимся.
Зайдя в дом, мы тенью прошмыгнули мимо насупленной матери в Юлькину комнату, растянулись на кроватях, и продолжали наслаждаться тишиной в быстро сгущающихся сумерках. Наше блаженство нарушил шорох из угла за печкой.
– Юлька, у нас, что мыши завелись?
– Нет у нас мышей. Что за глупости.
– Ну вот же, не слышишь разве? – скребётся кто-то.
– Это не мыши. Помнишь, что я тебе говорила в бане?
Она подошла к печке и, привстав на цыпочки, достала с верхнего свода голландки коробку.
– Вот, смотри.
Я приподнялась на локте, но в сгустившихся сумерках разглядела лишь тёмный силуэт коробки.
– Ну, – разочарованно протянула я.
Юлька подошла и в этот момент мне показалось, что в руках у неё блеснул свет. Я напряглась, всматриваясь в темноту. Она приподняла ветошку и сияние стало ярче.
– Видишь.
– Вижу. А что это? – я протянула руку, но Юлька отстранилась, заслоняя собой коробку.
– Тебе, наверно, нельзя.
– Это почему? – обиделась я.
– Ну, ты не родитель… как бы…
– Юлька, ты что? Я вообще – искра божья. Я – провиденье… или… этот… как его… космический луч, принёсший яйцо с берега Реки. Понятно? Давай сюда.
Мы шутейно потолкались.
– Ну, ты загнула… Ладно, погладь, только очень осторожно – одним пальчиком.
Я не стала размениваться на «погладь» и, подхватив яйцо со дна коробки, приблизила ладонь к лицу.
Под тонкой скорлупой переливался бело-голубой свет. А если смотреть неотрывно, то можно было уловить вспышки маленьких пурпурных молний. Яйцо было тёплым и пульсировало мне в ладонь сердцем испуганного кролика. Я его побаюкала, свет выровнялся, и маленькие молнии замерцали в унисон с моим сердцем.
– У тебя срок когда?
– В начале февраля.
– Гаврюша проклюнется раньше.
– Откуда знаешь?
– Она сказала на ЯрДану хочет. Посмотреть, как рождается наше Солнце.
– Гаврюша – мужское имя.
