«Пролог».
В обширной, но пыльной и давно запущенной комнате, где голые стены из бревен кое-как законопачены, повсюду были разбросаны книги. Некоторые из них стояли стопками, некоторые просто свернуты в бесформенную гору. В самом дальнем и темном углу во всю стену возвышался массивный стеллаж с множеством полок. Неподалеку от него располагался дубовый, грубо сбитый стол, с множеством приспособлений и крепежей. По столешнице были разбросаны мотки бечевы, лоскуты ткани, ножи, ножницы, пустые чернильницы и прочий хлам. За столом, освещаемым лишь тремя свечами на высоком бронзовом подсвечнике, сидел согбенный старик. Перед ним лежала книга, на которой он сменил уже ветхий переплет, реконструировав его и заменив истлевшие части. В углу рта старика была зажата папироса. Когда переплет был закончен, пожилой мастер уставшей походкой дошел до стеллажа, и бережно водрузил книгу на одну из полок. Не глядя, наугад протянув руку в лежащую рядом свалку книг, он достал одну из них и бросил на стол, склонился к неровному пламени свечи и закурил. Грузно осев на жесткий стул, старик закашлялся, помахал рукой, разгоняя дым, и взглянул, наконец-таки, на обложку попавшейся книги. Переплет был сделан из качественной кожи темно-коричневого цвета, искусно выделанной и инкрустированной резьбой. В самом центре лицевой стороны располагался непонятный символ из прямых линий и двух полукругов. Брови мастера поползи вверх. Каким образом такая книга попала к нему? Ветхой ее уж ни как не назовешь! Мастер склонился над книгой, изучая переплет, повертел ее, рассматривая с разных углов – книга явно была новой, да еще и ручной работы, сделана опытными руками! Раскрыв книгу, мужчина окончательно перестал понимать, что перед ним. Страницы, из плотной желтоватой бумаги, были испещрены мелкими буквами, или скорее знаками, или…. Да леший его разберет! Старик по долгу своей работы мог на глаз опознать многие языки, даже если не читал их, но то, что было перед ним! Нет, даже примерного начертания букв или символов он прежде не встречал, да и к тому же…. Переплетчик подвинул ближе подсвечник, и, взяв лупу, попытался разглядеть, чем были написаны или напечатаны знаки. Судя по всему, книга все же рукописная, имелись все признаки начертания пером, кое-где были заметны даже следы, убранные промокашкой, пролитых чернил…. Вот только чернил ли? Даже этого мастер не мог определить! Символы имели странный цвет – иссиня-черный, с вкраплением каких-то искрящихся на свету частиц. Мужчина откинул лупу, выпрямился на спинку стула и глубоко затянулся, докурив папиросу. Чистой воды безумие! Такой книге место в музее или в научно-исследовательской лаборатории всяческих артефактов или еще где. Уж точно не здесь, в глухой провинциальной библиотеке, куда старый мастер перебрался вот уже лет пять как. И все же, все же книга привлекала к себе, непонятные знаки, несмотря на то, что их невозможно было прочесть, манили к себе. Переплетчик склонился над раскрытой, примерно по середине, книгой, стал водить пальцем по одной из строк, будто бы первоклассник, только научившийся читать. Он прищурил глаза, спрятанные за толстыми линзами старинных очков, пытаясь разобрать начертанное, как вдруг…. Сначала показалось, что палец просто испачкался в свежие только нанесенные чернила. Но это невозможно! Книга была написана не мгновение назад! Мастер хотел отстраниться от книги, но не смог! Строки полыхнули багровым светом и стали ручьем перетекать по пальцу на руку переплетчика. Тот дернулся, стал свободной рукой спешно стряхивать буквы, будто бы это могло помочь! Еще миг – и все символы книги уже были на коже старика, полностью окутав его с ног до головы. Глаза старика засияли тем же иссиня-черным цветом с искрами, каким были окрашены всего минуту назад строки в непонятном фолианте. Из горла старика вырвался ужасающий крик и он, вскочив, тут же рухнул на пол. Символы на коже погасли и исчезли, пустая оболочка в форме книги на столе распалась пылью, тут же разметенному сквозняком. Переплетчик неподвижно, бездыханный лежал на полу….
«Год – неизвестен. Точное место положения – неизвестно. Где-то на обширной поляне в глухом лесу».
Ранние осенние сумерки стремительно опускались на поляну. Из-за деревьев, по густой высокой траве на северо-востоке струились клубы густого тумана, ползли, обволакивая собой все пространство. Явственно чувствовался гнилостный запах близких болот. На небосводе, затянутом низкими дождевыми облаками, впрочем, еще не сплошными, в просветах можно было заметить зажигающиеся первые звезды. Где-то на юге закричал сыч, ухнул филин, и, кажется, даже слышно было тявканье лисиц. Ни ветерка. Так прошло около получаса – стороннему наблюдателю могла даже показаться в какой-то миг, что мир вокруг замер. Облака затянули небо полностью, стали еще ниже, словно опустившись на верхушки деревьев. Густой туман, напротив, стал подниматься выше, тянутся к облакам. Заморосил дождь. Поляна стала полностью непроглядной – неестественное сочетание тумана, низких облаков и дождливой мороси пеленой покрыло все вокруг. Звуки животных окончательно стихли и только падающие капли воды шелестели по осенним остаткам листвы и травы. Было во всей этой феерии что-то зловещее, неестественное и… завораживающее. Звенящая, густая тишина неожиданно разорвалась конским храпом и ржанием, и если бы случись на поляне быть стороннему наблюдателю, его озадачило бы, что звук приближающейся лошади идет не от лесов, окружающих поляну. Фырканье, бряцанье уздечки и почти неслышный глухой перестук копыт доносились словно сверху, опускаясь на поляну вместе с облаками. Сильный, резкий порыв ветра, налетевший на поляну и разметавший клочья тумана, был внезапным и коротким. Дождь усилился: теперь он уже не походил на унылую осеннюю морось, скорее на летний грозовой ливень. Вновь фыркнула лошадь, уже совсем рядом. От низких облаков, лежащих на макушках деревьев, протянулся шлейф похожий на сгустившийся туман, и по нему, как по укатанному тракту спускался соловый конь. Он шел легкой рысью, но как только копыта коснулись земли мгновенно замер, опустил голову и принялся щипать траву, прядя ушами. Всадник бросил поводья и спешился: длинный тяжелый плащ с капюшоном полностью скрывал его фигуру, пока он был в седле. Сейчас же, когда рука в перчатке отбросила капюшон и распахнула полы плаща, облик наездника открылся. То был мужчина средних лет, высокий, почти два метра ростом, короткие волосы с парой седых прядей отливали черной смолью, крепкое, хотя и немного сухопарое тело было затянуто в легкий костюм английского лучника, ни брони, ни оружия при нем не было. Строгое лицо, чуть впалые щеки, острый взгляд широко открытых миндалевидных глаз. Он повернул голову, разминая шею, сделал несколько шагов к центру поляны, пристально всматриваясь в темную стену леса. Проливной дождь, кажется, вовсе не смущал всадника: остановившись, он поднял голову, подставляя лицо, каплям воды, блаженно прикрывая глаза. Вдруг он резко повернулся на каблуках, глаза сузились, пристально вглядываясь вдаль на северо-восток, хищный профиль стал напряженным:
