Есть в Светломорье заповедные острова, о которых знают лишь ветры-странники да редкие мореходы.
Острова спрятаны вдали от больших Архипелагов с шумными городами, разбросаны, как бусины, по синему шелку бескрайних морских просторов. Не на каждой карте и разглядишь точку за сотни миль от торговых путей.
Само время, когда-то заглянув сюда, остановилось и пустило корни в каменистую землю, где они накрепко срослись с вековыми соснами. С тех пор жизнь тут не шла, а проплывала, как облака по небу в погожий день. Бури и шторма лихолетий проносились над островком, едва задевая крыльями верхушки деревьев. И только мореходы, что изредка появлялись здесь, приносили слухи один тревожнее другого: о пиратах, которых развелось полно в Светломорье, о мятежах, беспорядках и скором конце света, да много еще о чем…
…Как-то в начале марта, когда холодные дожди ушли далеко на север, а с востока подули теплые ветры, в гавани островка бросил якорь незнакомый корабль.
Стояло то чудное и таинственное время, когда год поворачивает с зимы на весну. В эту пору отмечают Ясные вечерницы – череду старых языческих праздников, которые длятся до первой весенней грозы. Говорят, будто в Вечерницы старое время смыкается с новым, а на границе крутит невидимые вихри, путает и скрещивает людские дороги. Потому и случается то, чему случаться вроде бы и не должно. Время-то ничейное…
Нынче вот был канун дня, который в народе зовут четверг-ветреник. В этот день ветры дорог своих знать не хотят и летают, как вздумается. Звенят повсюду гости с юга и запада, с гор и морей, и тот, кто знает их язык, услышит немало новостей. Но то – привилегия чародеев, а мальчишка по имени Арвельд Сгарди учился совсем другому ремеслу. Преподавали ему искусство не менее древнее, чем колдовское – искусной драки и защиты. Чудного языка он не знал, а потому в шелесте ветвей и свежем дуновении слышалась ему весна, такая же юная, полная сил и надежд, как он сам. Арвельду было семнадцать лет.
Сгарди несся по крутой каменистой тропе, перескакивая через валуны и глубокие расселины, поднимаясь к вершине Горы. Никто за ним не гнался, а несла вперед, как на крыльях, радость от славного весеннего дня. Вот и ушла зима, и, как во всякий год, казалось, ушла навсегда, что больше не будет ни дождей, ни промозглых туманов, особенно тоскливых здесь, на острове, а впереди бесконечное лето…
На вершине он остановился, всей грудью вдохнул крепкого, холодного воздуха и закрыл глаза. Распростер руки, точно хотел обнять все – море, небо, лес, Гору.
– Эге-гей! – закричал он. – Ветры! Слышите вы меня? Тогда летите сюда! Все сюда!
С вершины видна была вся Храмовая гряда – десяток островков, поросших сосновыми и кедровыми лесами, осколков больших земель между Северным и Лафийским архипелагами. Не иначе, когда пращур всех рыболовов наделял детей землями, осталась у него горсть камней, которые и дать кому-то было совестно, так он размахнулся и бросил их в море: бери, кто захочет! Только, по всему видать, никто не позарился. Незавидная была земля: горы, затянутые жесткими коврами хвойных лесов, продуваемые всеми ветрами, на окраине Светломорья. С давних пор звали эти места Шартэн-аэп-Келлах – «пристанище на краю морей».
Место хоть и глухое, а все ж гости с больших земель наведывались: что ни месяц, то стоял в заливе корабль. Иногда местному люду удавалось кой-чего вызнать о гостях, и тогда в рыбачьем поселке пищи для пересудов хватало надолго. То старики-чародеи ходили, порой такого страхолюдного вида, что не приведи бог, то мореходы в плащах чудного покроя и такой ткани, какой в этих краях не водилось. Еще появлялись молчаливые, неприметно одетые люди, с бесшумной поступью и стальными глазами. Раз как-то сын сельского старосты своими глазами видел, как такой чужак мечом снес старое дерево под корень. Это ж какую силищу надо иметь!
Домыслов было много, а точно знали только одно: гости приезжали в монастырь у Кедрового ручья.
Вон виднеются шатровые монастырские крыши. Правду сказать, от самого монастыря осталось только название да память о том, что некогда здесь жил орден. А в то время, о котором ведется рассказ, в Обители Всех Ветров монахов уже и след простыл. Там жил Арвельд и двое его друзей. Мальчишек в деревне знали, но кто они, откуда взялись, никто не задумывался. Так, живут и живут… И уж точно никому бы в голову бы не пришло, что таинственные гости являются на остров из-за них.
Близился вечер. Облака серебристым неводом висели в небе. У берега задремывали рыбачьи лодки. Стлался над изумрудным лесом дымок из печных труб да напевала немудрящий мотив свирель.
