Алексей Смирнов - Пешком и проездом. Петербургские хроники

Пешком и проездом. Петербургские хроники
Название: Пешком и проездом. Петербургские хроники
Автор:
Жанры: Юмор и сатира | Мистика
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Пешком и проездом. Петербургские хроники"

В сборник вошли эссе о современном будничном Петербурге – живом городе, как он есть; юмористические и печальные миниатюры; зарисовки, сделанные в петербургских автобусах, троллейбусах и метро, а также мистические рассказы.

Бесплатно читать онлайн Пешком и проездом. Петербургские хроники


Фотограф Евгений Горный


© Алексей Константинович Смирнов, 2017

© Евгений Горный, фотографии, 2017


ISBN 978-5-4474-0445-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

I

Броуновское движение

Небольшое предисловие

Это книга о Петербурге, потому что все, о чем в ней рассказано, было замечено и пережито на его улицах, в его магазинах, музеях, кафе и дворах, в историческом центре и новостройках. Это личные впечатления и суждения автора, которые целиком и полностью остаются на его совести. Автор может поручиться только в одном: в их абсолютной достоверности. Хотя его точка зрения безусловно ограничена стенками отдельного черепа.

Это не справочник и не путеводитель. Даже не панегирик. Здесь не описываются достопримечательности и памятные места, не ведется рассказ об истории города и его выдающихся гражданах. Город, описанный в ней, непричесан и будничен. Зато он живой и постоянно в движении. В нем действуют случайные прохожие и городские сумасшедшие, продавцы и кондукторы, собаки и кошки. Эрмитаж знают все, но ни в одном путеводителе не описана почта, трамвай или кладбище.

Это здесь и сейчас. И еще вчера. И немного позавчера. Звонит будильник, мы встаем и выходим на улицу. Настроение у нас – как повезет. Счастливого пути!

Викторина

Развлекались.

Сочиняли каверзные вопросы о Петербурге. Для французских приезжих, средних учащихся. Из вводной следовало, что они ни черта не знают.


Что топчет Медный Всадник?

– Змею

– Черта

Дальше я назвал «merde», и жена сказала, что, не будь там совсем высоких гостей, она бы так и пометила, но нельзя.


В честь какого великого француза названа набережная?

– Робеспьера

– д’Артаньяна

– Гильотена


(На этот вопрос французы почему-то дружно отвечали: Гильотена!)


Чем в Петербурге отмечают полдень?

– Пушечным выстрелом

– Выстрелом из пистолета

– Народным гулянием


Какими ночами знаменит Петербург?

– Белыми

– Голубыми

– Розовыми

Между прочим, получился триколор. И у них такой же. Народы не без братства.

Белые ночи

Меня спросили про белые ночи. Как мы тут к ним относимся.

За нас не скажу, не имею понятия, могу исключительно про себя.

Ночи эти, конечно, не вовсе белые. Они больше сумеречные-белесые, неопределенно-пограничные. Как и сам город – ни богу свечка, ни черту кочерга. Они так тихо подкрадываются, что я не замечаю. Однажды выглядываю и вижу – ага, светло. Ну и ладно! Отношение спокойное.

Для возбуждения нужен катализатор в виде какого-нибудь гостя. Вот приезжала ко мне, помню, столичная подруга, так она все дивилась на полуночном вокзале: надо же, белый день. Ну, и я за компанию проникался: действительно. А так подолгу не замечаю, как и музеи, мимо которых езжу.

В белые ночи народ вылезает глазеть на разводящиеся мосты.

Я больше привык на них жаловаться. Метро не работает, мост развели – беда. Однажды я просидел часа два в машине, аккуратно затормозившей перед мостом Александра Невского. Тут его и развели. Я любовался на эту громаду в сильнейшем раздражении. Давно было дело, по юности; еле сбежал из каких-то случайных гостей и был рад, что дешево отделался.

На Неве, конечно, нынче бывает весело. Ходят, галдят, мусорят. Любуются водным лазерным шоу. Ну, а где-нибудь на Фонтанке или Крюковом канале ничего, полагаю, не изменилось со времен Федора-Михалыча. Хочется наполниться легкой грустью и выстрелить себе в цилиндр или выпороть кого-нибудь на Сенной.

Настроение

Гуляем мы с маменькой по Невскому, к нотариусу. И прямо рядом заприметили музыкальный магазин «Настроение». А мне туда надо.

Решили завернуть после, когда все закончим.

И потеряли.

Ну нет его, магазина «Настроение»!

Маменька, весьма вежливо опираясь на трость, обратилась к своей ровеснице – женщине лет 70-ти.

– Вы модная женщина! – расцвела та. – Вы модная, чудная женщина! Нет, – немного погрустнела она при виде лица маменьки. – Я живу здесь сорок лет. Здесь никогда не было никакого Настроения. Я скажу вам больше, как своей, – она подалась вперед. – Там, на другой стороне, прямо напротив, тоже не бывает Настроения.

Об одной репетиции

Владимирская площадь к ночи преображается и являет миру свою армагедонью суть. Образуется картина, достойная прохановского пера.

Если встать лицом к Невскому проспекту, то по правую руку высится Собор, наполненный благостным желтым светом, как будто внутри разливается животворный желток. Мирной округлостью куполов он подобен кроткому тельцу или овну.

Зато напротив дыбится отреставрированный Владимирский Пассаж, рогатый инфернальными башнями. Он черен, оттененный ядовитой подсветкой пурпурных и синих тонов. Изнутри дьявольское строение освещено мертвым машинным светом.

Так и стоят они друг против друга, замершие в метафизическом противостоянии. А между ними – Армагеддон, усиленный притихшими лакированными тачками.

Я даже постоял немного в центре, стараясь оставаться точнехонько между противоборствующими колоссами. И ни один меня влек, а значит, мне предстояло, не горячему и не холодному, но теплому, быть изблеванным из высоких уст. Надо было что-то решать.

Наконец, я сделал маленький приставной шаг в направлении Собора. Вероятно, я не вполне пропащий человек. Да и что мне делать в Пассаже в этом, с двадцатью-то рублями.

Асфальтовая болезнь

У каждого города есть лицо. И даже есть у микрорайона (не в губернаторши ли мне с такой риторикой?). А у лица есть отдельные черты, его отражающие: в частности, направленность интересов. Наш город болеет асфальтовой болезнью.

Это в больнице у нас так бывало: притащится больной, отпущенный на выходные жену повидать, да в церковь сходить, а морда разбита вся характерным образом, по касательной. «Так не задевают косяки! – ему объясняют. – Это асфальтовая болезнь!»

Асфальтовая болезнь завелась даже у одного местного дома-магазина. Уже после того, как наш город крепко приложился исходным лицом, этот магазин держал свою марку, и выдерживал долго: в нем продавали бутылки, усыпанные опилками. Этот дом, конечно, не лицо, а его часть – нос, скажем, на котором проступает горбинка, или трещина на губе, а то и бородавка. Или что-то заклеено пластырем.

Но вот в начале 90-х дом сорвал с себя черный от грязи и копоти пластырь, назвавшись продуктовым Монплезиром. Это совпало с накоплением награбленного, и в Монплезире имелось все, за что мы его полюбили пуще прежнего и думали, что так будет вечно. Но вечность не задалась. Дом снова приложили лицевым черепом, применив прием русского кулачного боя, и он обернулся казино по имени Русь. Национальный идеал рождался в потугах и муках, а Монплезир отступал по смоленской дороге.

Перед Русью красовался гипотетически призовой автомобиль. С чем бы его сравнить анатомически? В далекую пасхальную ночь, в сусанинской церкви, я видел дедка с наростом, рогом на лбу, он все норовил причаститься, но батюшка, хорошо знавший свою паству, не допускал, однако этот, с рогом, все-таки прорвался. когда батюшка зевнул, и, причастившись тайн, подмигнул мне. Дескать, вел себя не по-христиански – а вот, извольте: очистился. Только рог каким-то чудом не отвалился. Он много раз занимал очередь, вертя своим наростом. Так и я много раз, проходя мимо Руси, хрустел раскрошенным стеклом, потому что враги постоянно взрывают Русь и желают ей зла.


С этой книгой читают
Четыре повести о диких экспериментах в Сухумском питомнике, о похоронном поезде среди необъяснимого мора, о детективных событиях в Центре Психологического Роста и о бездумном противостоянии добра и зла под замершим солнцем.
Повесть-сказка о приключениях Сандры и Патрика, волею судьбы принявших участие в строительстве Мозаики Миров. Многоликий Бартамон, он же Аластор Лют, пытается заставить их действовать по своему вкусу.
Три повести о сектантах, исповедующих отказ от человеческого образа. Повесть «Натюр Морт» удостоилась первого места в конкурсе Арт-Лито им. Стерна-2000 под руководством Б. Стругацкого и А. Житинского, а также премии «Живой металл-2013» как лучшая повесть в жанре «хоррор».
В книгу вошли три фантастические повести, общность которых предположена в третьей – «Пограничная крепость». Первая, «Сибирский послушник», рассказывает о необычном интернате в сибирской глуши. Вторая, «Лето никогда» – об альтернативно-историческом лагере скаутов. В «Пограничной крепости» появляются сновидец Будтов и его Кот.
Мы все нежно любим своих бабушек. А бабушки тоже любят свой день рождения и всегда рады нашему вниманию в такой важный день. И всем по силам показать маленькое представление для любимой бабушки и для её гостей – маленьких и взрослых. На один такой сценарий вы уже смотрите, бабушкины любимцы, с вашими любимцами из детских сказок и с волшебными стаканчиками для взрослых, написанный ко дню рождения реальной бабушки Тани, к которой в реальную деревню
В книгу вошли четыре сказки – «Про бедного Иванушку», «Про непутевую бабу», «Про Семена Ложкаря» и «Сказочка про непослушных детей». Книга содержит нецензурную брань.
Пьеса вошла в десятку лучших драматических произведений 2018 года по версии конкурса "Кульминация". Современная трактовка проблем "лишнего человека", "среднего возраста", и "отцов и детей". Содержит нецензурную брань.
Наклонился за словами, подумал: потерянные или случайно оброненные. Собрал их, положил на клавиатуру – получилось чрезмерно пошловато. Следовательно, они не потерянные, а выброшенные.
«…Два очерка под общим названием «Из памятной книжки», в которых отразились размышления, вызванные поездкой за границу, попали на страницы «Русских ведомостей», откуда впоследствии они Успенским не перепечатывались. Первый очерк («Там знают») посвящен впечатлениям от посещения Успенским Парижа и Лондона во время второй поездки писателя за границу, в январе – августе 1875 года. Давая острокритические зарисовки капиталистического Запада, Успенский
«…Проходили годы, а он по-прежнему жил у тетушек, собирался держать экзамен, выкуривал тысячи папирос, думал, тосковал и, наконец, очутился в уездном городке учителем…«Вот где моя пристань!» – думал он, въезжая в город и озирая разоренные лачужки и повалившиеся плетни. «Что ж? здесь-то и делать дело!» – сказал он себе и почти с удовольствием перенес все неприятные ощущения, которые ему пришлось испытать, нанимая квартиру, знакомясь с учителями и
Что делать писателю-реалисту, если реальность стала больше похожа на фантастику? Конечно, писать фантастику, то есть реальность такой, какова она сейчас. Правда, никаких космолетов, никаких новых миров и говорящих голов в банках. Это социальная фантастика. Итак. Урбанизация – процесс повышения ролей городов, городской культуры и «городских отношений» в развитии общества. Урбанизоиды – носители урбанистической культуры. Думали ли вы, что именно се
Фигуристка Рая Август чувствует себя преданной и одинокой: брат, в паре с которым она завоевала не один титул, решает отныне кататься с другой, а тренеры готовы сделать всё для того, чтобы привести новую пару к успеху, и Рая им для этого не нужна.Жизнь журналистки Варвары Левицкой наполнена насыщенными и яркими событиями, однако она ни на миг не ощущает себя живой: у неё нет ни смысла, ни цели. Единственное чувство, которое ей знакомо, это желани