Верю
Я верю в пустяки: в траву, цветы,
растрёпанные ветром облака,
в паденье звёзд на тёмные сады,
в кубышки – колыбелью им река,
в зерно и хлеб, и сочные стручки
гороха, в полосатый кабачок,
я верю в то, что вижу сквозь очки
моей души, я слышу, как сверчок
поет листве, пчела поёт цветку,
поёт лягушка тёмному пруду,
поёт стопа земле, и я могу
все ещё быть в живом этом ладу
спокойно, незаметно, не спеша,
и бережно, как только может быть
в красивом этом сне моя душа,
чтоб было ей куда и чем любить…
Я бы верила
В моем доме было бы скромно и мало предметов,
перманентный бардак, кисти, карандаши,
я б таскалась в походы, открытые фесты летом,
а зимой бы читала у печки в своей глуши.
У меня бы рос сад диких роз и душистых травок,
я б лечила настоями странных своих друзей,
я бы каждому гостю дарила смешной подарок,
я бы редко бывала в офисах, и для всей
своей жизни я б пела живые песни,
от которых становится легче, смелей дышать,
я бы шла лишь туда, где светлее, и плыть чудесней,
я бы верила в то, что Творец повелел не лгать.
Я б ходила на рынок за творогом и сметаной,
продавала бы плюшки, шапочки и чулки,
я б вставала с рассветом, а ночью ложилась рано,
чтобы впредь мне вставалось охотно и с той ноги.
Я бы верила в сказки, писала бы оды морю,
чтобы осенью вдруг сорваться, к нему прибыть,
мне бы ведомо было (что же!) Федорино горе,
когда б мачеха-лень мне посуду рекла не мыть.
Я бы знала немного больше о тайнах мира,
не ждала бы похвал, а хвалила бы всех и вся,
только солнце закатное было б моим кумиром,
я бы знала "быть может" лучше, чем "нет", "нельзя".
Я бы знала все то, что хранит меня в мире цельной,
бережет и лелеет, не сотворив тюрьмы,
я бы верила в то, что живем сообща, удельно
познавая лишь Свет, для кого, от кого – все мы.
Когда мы
Когда мы станем той девочкой и тем мальчиком, которыми мы не жили,
выросли, спрятавшись в тень защитных одежд,
скрывших от ожиданий:
родителей, детсада, школы, вузов, работ, случившихся жён и мужей;
детей, рождённых случайно,
друзей, собутыльников,
коучей, тренеров, гуру.
Когда мы станем теми прекрасными, кем мы когда-то были,
Мы снова увидим небо и землю творением бога.
И вот тогда, наконец, мы узнаем себя
И полюбим.
Себя и друг друга без сложных больших ожиданий.
Пусть
Однажды проснется во мне добрый мастер,
составит все пазлы и скажет: «Прощай
все прошлые боли, грехи и напасти,
прощай себя снова! Заваривай чай,
салаты готовь, запекай баклажаны,
расчесывай волосы, пой и мечтай,
всегда разбивай ненароком стаканы,
обкусывай ногти, на рунах гадай.
Ищи половину, чтоб было не скучно,
по улочкам тихим неспешно бродить,
не лги или лги, чтобы было сподручно
свою половину ответно любить.
Иди в темноту во широкое поле,
на звезды головушку вверх подыми -
там где-то прядут твою женскую долю,
и ты ее с легкой улыбкой прими.
Так скажет мне мастер и я постараюсь
увидеть, услышать, узнать наизусть
дорогу к простому, земному, не раю,
такому, как раньше, к волшебному «пусть»…
Ноябрь
Ноябрь и солнце? Такое бывает!
И ветер поёт, и стучат каблучки,
Дорога вперёд – позади остаётся,
Все, что не заметила я сквозь очки
Надежд, ожиданий. Все это оставить
И жизнь, наконец, полюбить as it is,
Быть может, в ней самое ценное – тайны,
Тихонько смотрящие из-за кулис…
Ангел
Он танцует и машет крыльями,
посмотри – у него за спиной
были молоды, счастливы, были мы
быстротечной живой водой.
Он остался, а мы стареемся,
отцветаем, как тихий сад,
и в судьбу нам все чаще верится,
как и в то, что пути назад
нет. Не будем страдать, кручинами
не заполним свой быт и сны,
на Земле всегда беспричинно мы
друг для друга в любви даны.
Ты держи меня за руку
Ты держи меня за руку. Если слова не идут
друг за другом – вкуснее молчать. Этот город
на фрагменты огней и желаний навечно распорот,
Чьих-то терпких хотений. А нас эти улицы ждут,
Чтобы стать нам немножечко домом, с намеком на быт
в теплой сумрачной неге кафе немажорных и храмов.
Это лучше, мой друг, чем сражения. Верю, что рано
или поздно, волшебный наш город открыт
нами будет.
Облепиховый рай
Ты зовешь меня в Твой облепиховый рай,
Где я снова – Твоя, где я снова – ничья,
Говоришь: распускай свои крылья! Летай!
В эту дикую высь, у Земли на плечах
Распуши свои перья, и выпусти вновь
Свой пронзительный крик, так похожий на плач!
Ты ведь знаешь, как есть, твое имя – Любовь,
Как и слезы чисты, так и смех твой горяч.
Будешь в бурях лихих, будешь в древней тиши -
Ты со Мной, ты жива, чтобы быть для Меня,
Этот код в твоем сердце так крепко зашит,
Глубже холода, ветра, воды и огня!
И я слушаю, Боже… Я слушаю Твой
Сверхмагический тайный божественный зов:
Он – на грани, похожий на звучный покой,
Говорящий во мне бесподобием слов…
Подари мне
Подари мне шум моря и ветер,
и душистые розы, и смех,
крики чаек в медовом рассвете,
петь и плакать светло, без помех.
Подари мне соленые волны,
брызги пенные в легких ногах,
чтобы сердце, покоем наполнив,
смело плыть через радость и страх…
Я устала бояться
Я устала бояться, мама:
знакомых, незнакомцев, всех подряд,
банальных слов и броской тишины,
прошедших дней и будущих событий,
улыбок, за которыми печаль,
и слез, в которых гнев и жажда мести;
ванильных верований, правды, слишком острой,
чтобы быть принятой;
дорог, которых тьма,
нехоженых, а потому – желанных;
назойливых попутчиков, пустых
усталых глаз, суровых лбов,
морщинами очерченных;
заботы,
усевшейся на сгорбленные спины.
Я больше не могу, устала
бежать от страха. Пусть она придет,
в свой час, с седой косой и в черной робе,
или еще в какой-нибудь наряд
и образ разодетая.
Я есть -
сегодня, вот сейчас! А дальше – вечность,
заботливо склоняющая к нам
бесформенное светлое лицо,
которым станем после.
После нас.
Оставить суть
Оставить суть. Все лишнее убрать
Из своей жизни, образов и фото
И, наконец, судьбу свою обнять,
Вдруг осознав, что там, за поворотом -
Всего лишь я. Всего свидетель я,
Умеренно живущая на грани
Мечты и яви, на скрещеньи дня
И сумрака, на карнавале тайны.
О красоте, о радости, о Боге
О красоте, о радости, о Боге
Я думала на солнечной земле,
когда мои вперед шагали ноги,
а голова тянулась к высоте.
Простые смыслы так легко ложатся
в живое сердце и поют мечту,
я в них хотела б навсегда остаться,
как верный стражник на своем посту.
Но дни идут, и пляшет неизвестность
в глубоком танце, вдаль меня зовя,
мне расширять намеренно окрестность
моей души, – исследуя Тебя.
Про Крестину
Двадцать томов шедевров и все – мимо
ненаписанных, недоосознанных…
Лениво
перебираю в памяти встречи, радость
кроткая плюшево, мягко на дне осталась
спать, а я стерегу беду и желаю денег
вместо любви, ибо все здесь имеет ценник.
Книги не портят жизнь, с ними можно верить
даже в любовь, что излечивает от потерь и
делает мир игривей, мягче.
Право,
я бы сюда не рождалась, если бы знала,
