Эта книга – итог моих трехлетних занятий в семинаре Мастерская поэтического перевода при Доме наследия Ури Цви Гринберга, под руководством поэта Игоря Бяльского и историка-культуролога Зеева Султановича. Семинар существует с 2004 года. За это время в нем активно участвовали свыше тридцати переводчиков и было переведено многое из 16-ти томов, уже вышедших из печати, полного собрания сочинений Ури Цви Гринберга. Руководители семинара предлагали произведения для перевода, а мы, участники семинара, пытались представить их версии на русском языке.
До моего приезда в Израиль У. Ц. Гринберг был для меня незнакомым поэтом. Первое знакомство с ним состоялось по книге Михаила Польского «Мир без Храма». А с жизнью и творчеством поэта я познакомился по книге Зеева Султановича «Ури Цви Гринберг. О Боге, о мире, о времени нашем». З. Султанович пишет: «Ури Цви Гринберг был назван по имени своего прадедушки Ури, прозванного в народе „обжигающий ангел“ – пламенная личность».
Читая об этом поэте, а потом и погружаясь в его подстрочники, я старался понять его взгляды на мир и на место человека в нем. И я все больше убеждался, что Гринберг – абсолютно еврейский поэт. Главная тема его творчества – верность избранного народа Заветам Всевышнего, данным праотцам и пророкам этого народа. Во всем творчестве поэта чувствуется боль за рассеянных по миру евреев, которые, пытаясь ассимилироваться, постепенно теряли главный стержень своей жизни. Выход Гринберг видел только в возвращении на Землю Обетованную, к истокам веры в единого Бога и верности им.
В его стихах и статьях пророческие видения и политические идеи слиты воедино с пронзительной лирикой. Вся его жизнь была горением. И он стал сам светочем, оправдывая свое имя, что дало мне право назвать книгу по его мотивам – ПЕСНИ ОБЖИГАЮЩЕГО АНГЕЛА.
Так получилось, что первое мое участие в семинаре выпало на 10-й фрагмент большой поэмы У. Ц. Гринберга: «Танец на могиле отцов». Я попытался переложить этот фрагмент в рифмованном виде, но назвать это переводом не решался. Поскольку по содержанию подстрочника чувствовалось, что этот фрагмент – продолжение большого и серьезного разговора. На сайте Дома наследия Ури Цви Гринберга я получил доступ ко всем предшествующим фрагментам этого произведения. И стал вживаться в эту поэму – реквием по погибшим во Львове родителям и близким поэта. Вместе с автором я погружался в глубь времен, проникался величием и трагедией еврейского народа.
Работа с текстами Ури Цви Гринберга была непростой. У поэта сложный, не всегда улавливаемый с первого чтения ход мысли. Его баллады и отдельные стихотворения, большей частью не облаченные в рифму, пронизаны особым ритмом, который очень трудно передать в русском тексте. Поэтому я руководствовался следующим: понять главную мысль, чтобы потом добиться адекватности передачи ее в русском тексте; по возможности максимально использовать авторскую лексику, данную в подстрочниках; постараться в результате переложения создать законченное, логически выстроенное рифмованное произведение.
Не во всех текстах мне удалось добиться адекватности оригиналу и создать равные по качеству переложения (об этом судить читателю), но все они пронизаны моим искренним желанием понять национального поэта Израиля и познакомить с ним русскоговорящих читателей. Так сложилась эта книга, которая дает представление об Ури Цви Гринберге, классике еврейской литературы.
В заключение хочу поблагодарить Игоря Бяльского, пригласившего меня участвовать в Мастерской перевода, замечательного тонкого переводчика и комментатора Зеева Султановича и всех участников семинара за проявленные ко мне терпение, внимание и дружеское участие.
Участники семинара в Доме наследия У.Ц.Гринберга, слева-направо: Э.Бринт, М. Польский, Э. Бяльская, В. Серебряков, З.Султанович. И. Бяльский, А. Фирер, Л. Кренцель, И. Людковская, О.Кардаш-Горелик
Я ВСЁ ЕЩЁ В ИСХОДЕ ДО СИХ ПОР
Ещё я вижу их с поклажей в сердце моря,
и я средь них, и вся моя родня…
Я слышу песнь их мощную, им вторя,
единство с их мелодией храня,
несется песнь моя в разъятых водах моря:
и в мире никакой другой народ
так петь не мог, по Божьей воле с нами
он в море не входил с детьми, с дедами,
не шел средь стен качающихся вод.
Еще я находиться с ними смею
при пламенном синайском Откровенье
и сердце с ними бьется в унисон.
Вот Вседержитель отвечает Моисею:
в нас радости восторг – замри, мгновенье, —
присутствовать и знать, что все не сон,
услышать самому и, глаз не закрывая,
увидеть то, что явлено в Синае.
И с ними я еще перед Пеором1,
я вижу в пляске их со дщерями его.
Я слышу при Луне их вопли хором:
среди песков лишились мы всего,
нас Моисей увел от сытости, от мяса,
чтоб в голоде мы ждали смерти часа?
Я вижу их еще вокруг тельца златого.
Не плачут, хотя мяса нет былого
забыв вчерашний день, отцов завет —
нет Моисея, так и Бога его нет.
И те, кто песню пел, переходя по морю,
и мощью увлекал потомков Ноя,
поют теперь тельцу, не зная горя…
А воды с двух сторон вот-вот падут стеною.
Еще я юноша: халат на мне и пояс,
я сзади Моисея, дрожь не прячу,
стою среди народа, что за горесть
что он под звездами в пустыне, ропщет, плачет…
А Моисей, согбенный, на коленях
пред Богом скрытым молит одинокий:
дай мне войти хотя б на часть сажени
обещанного края, чтоб увидеть оком
места, где будет властвовать народ.
Но только мне закрыт Тобою вход.
Я голос дорогой его все слышу,
он краше всех в народе голосов.
Вот он замолк, и только голос свыше,
то глас Суда… Я, Моисей, готов
принять, мой Бог, Твой приговор суровый,
мне Иордан уже не перейти,
и здесь в пустыне смолкнет мое слово,
здесь погребенье должно мне найти.
Он выглядел оставленным, отъятым
от миссии своей. Спросил: кто тут со мной?
И видит в подпоясанном халате
меня: «Не ты ли неотступно, мальчик мой
за мною ночью крался по пустыне?»
Сквозь слезы: я не крался за тобой,
куда бы ты ни шел, хочу отныне
с тобою быть, возьми меня с собой,
люблю тебя и не могу скрывать
сильнее, чем родных отца и мать.
Он руку на плечо кладет вживую,
склонился, чтоб меня поцеловать…
И до сих пор на лбу моем печать
его провидческого поцелуя.
Печать любви к Завету и просторам,
нам в море путь он проложил к которым.
– — – — – — – — – — – — —
При смертном его часе – никого,
и скрыто погребение его.
– — – — – — – — – — – — —
Вновь с ними я, паломник юный в Храме,
Синайскую Тору2 читает царь,
как будто слышится в Эдеме песнь Адама…
В поклоне с ними я… Как встарь:
