Самолет, подпрыгнув, коснулся земли и натужно загудел двигателями, упираясь всем чем можно для торможения. Пассажиры «Боинга 747» зааплодировали, поблагодарив капитана за успешную посадку. Этот знак внимания быстро стал традицией во многих странах. Причем его обычно используют отпускники, как бы проводя грань между всем, что осталось где-то далеко позади, и тем, чем им предстоит насладиться. Тут же они достают сотовые телефоны и начинают звонить своим родственникам и знакомым, сообщая радостную весть, которая, как правило такого восторга у корреспондентов не вызывает. Стюардессам приходится успокаивать самых нетерпеливых пассажиров, уже готовых вскакивать со своих мест, устремляясь навстречу неизведанному.
Огромный корпус самолета медленно разворачивался, подруливая к стоянке. Он вздрагивал на стыках бетонных плит взлетной полосы, и вместе с ним вздрагивали пятна яркого солнечного света, врывавшиеся в иллюминаторы. Подобно лучам прожектора, синхронно движению самолета, они ползли по салону, медленно и внимательно высматривая что-то. Наконец командир корабля объявил, что Шарм ель Шейх готов встретить своих новых гостей, и около пятисот жаждущих этой встречи заспешили в его объятия.
Варя шагнула из полумрака салона на приставной трап, будто в иной мир, оставляя позади московскую зиму, первую сессию в институте, суету подготовки и волнения полета. Она так и не смогла уснуть в эту ночь, пытаясь представить себе Египет, пирамиды, Красное море, пальмы и все, что было с этим связано. Рейс был ранний, около восьми, и в пять уже начались звонки подружек, с которыми они договорились лететь в Шарм ель Шейх. Как продолжение несостоявшегося сна, промелькнули последние несколько часов – и вот она уже в Африке. Несмотря на конец января, было около тридцати градусов тепла, голубое небо и яркое солнце. Незнакомые запахи взволновали, заставляя прислушаться к ним. Воздух был сухим, отчего впечатления были неяркими. Они как бы намекали о себе, приглашая поиграть в загадки и ответы.
Варе понравился запах Африки. В нем явно ощущались тонкие терпкие нотки, едва проявлялись сладковатые мотивы, слышался солоноватый привкус моря, но главное, что удивляло, – запах живых цветов. Хотелось закрыть глаза и медленно, с наслаждением вдыхать этот букет, пытаясь отгадать, кто там прячется. Впечатление было необычным еще и потому, что за долгие месяцы непогоды и морозов в памяти стерлись яркие краски лета, а сейчас она будто оказалась посредине зеленого луга, и озорной ветерок заигрывает с ней, подув то с одной, то с другой стороны, пряча в каждом порыве запахи разных цветов.
– Варь, ну ты чего, – окликнули ее. – Поторапливайся, девчонки уже очередь заняли. Нам еще вещи взять надо и марки в паспорт наклеить. Бежим.
И действительно, основная масса пассажиров уже втянулась в большое здание аэровокзала. Длинные людские вереницы выстроились к окошкам у одной из стен просторного зала. Народ шумел, толкался, на ходу заполнял какие-то анкеты. Наиболее опытные туристы руководили процессом выполнения всех необходимых процедур, распределяя своих представителей в разные очереди. В основном среди пассажиров были студенты и те, кто не мог себе позволить отдохнуть на дорогих горнолыжных курортах Европы. Царившую суету сторонкой обходили прилетевшие с ними египтяне. Их встречали приветливые служащие и провожали по отделенной ленточками дорожке к стойкам паспортного контроля. Они не только не стояли в очереди, но даже не подходили к офицерам в форме. Вежливые сопровождающие собирали у арабов паспорта и отдавали документы для отметки прибытия, проходя в кабинку к офицеру через дверь, расположенную с противоположной стороны окошка. Сразу было видно, кто в стране хозяин. Причем статус египтянина был пропорционален его габаритам.
– Варя, твоя очередь, – подтолкнули засмотревшуюся девушку подруги.
Солидный араб в форме гордо восседал за стеклянной стойкой с окошком. Взяв Варин паспорт, он поворчал, перелистывая его. Потом, найдя страничку с наклеенными только что марками, подтверждавшими уплату пошлины за въезд, громко шлепнул туда печать. Уже вернув паспорт, неожиданно взглянул Варе в глаза, придержал его рукой.
– Турист? Девушка кивнула.
– Один?
– Нет, я с подругами, – чуть помедлив от неожиданности, ответила она.
Заметив, что пограничник не понял, Варя повторила по-английски, но тот, казалось, не слышал ее. Темные глаза на смуглом, огромном, неподвижном лице офицера заглянули куда-то внутрь Вари, отчего ей стало не по себе. Она опустила взгляд. Толстые, покрытые черными волосками пальцы не отпускали ее паспорт.
– Гостиница? – спросил, вернее, рявкнул араб.
Варя растерялась еще больше и не нашлась, что ответить. Пауза становилась просто угрожающей, но девушка никак не могла вспомнить название отеля. Она попыталась отыскать непослушными руками в сумочке ваучер этого несчастного отеля, но он просто испарился куда-то.
– Гольф. Гольф-отель, – услышала она подсказку подруг. Чувствуя, что краснеет, будто на экзамене, она повторила, почему-то боясь взглянуть на пограничника. Варя смотрела на свой паспорт, зажатый в толстых пальцах, и думала, как просто кто-то может распоряжаться ее судьбой. Может поиграть, чуть придавив или ослабив хватку. Ей стала так неприятна эта мысль, что она резко исподлобья глянула на офицера. Араб явно не ожидал такого поведения от девчонки и на секунду растерялся. Его веки чуть открылись, обнажая большие глазные яблоки с красными прожилками. Какое-то мгновение длилась их молчаливая дуэль. Но Варя не отступила. Она почувствовала, как холодная капелька пота скользнула между лопаток по ее спине. Ей казалось, что сейчас все услышат, как гулко стучит маленькое сердце, однако взгляда не отвела. Пограничник подтолкнул к ней паспорт, жестом показывая, что она может проходить.
– Ну, ты даешь, тихоня, – первое, что она услышала минуту спустя.
– Мы думали, он тебя сожрет, – подхватили с другой стороны.
– Да у него аж уши покраснели.
– Набычился, будто прыгнуть хотел.
– Улыбнулась бы ему – и все, – галдели подруги, но Варя их не слушала. Она и сама не могла понять, что вдруг на неё накатило.
Позже, когда девчонки уже ехали в автобусе, с восторгом обсуждая все, что попадалось в поле зрения, Варя примолкла, вспоминая детали неожиданной дуэли с пограничником. Скорее всего, протест этот был основан на отношении к Египту. Ее мать, Людмила Алексеевна Орлова, работала преподавателем истории в маленькой школе курортного городка Геленджик. За глубокие знания и душевное отношение к ученикам ее любили и коллеги, и школьники. Людмила Алексеевна была бесконечно преданна своему делу и считала историю, а особенно ту часть, что относилась к древнему Египту, величайшей из наук. Однако принципиальность и удивительная щепетильность в мелочах не позволили ей сделать карьеру. Возможно, поэтому и личная жизнь не сложилась. Варя росла без отца. Его в семье, как шутила мать, заменял Египет. С детства история древнейшей цивилизации окружала ребенка, что, скорее, вызывало антипатию ко многим его особенностям, чем благоговейное поклонение, как у Людмилы Алексеевны. Варе всегда казалось, что Египет отнимает у нее какую-то очень важную часть жизни, подменяя настоящее прошлым. Однако она никогда не решалась обижать нелицеприятными высказываниями свою мать. Людмила Алексеевна просто бредила древним Египтом. Весь дом был завален книгами и журнальными статьями, в которых лишь упоминалось о нем. Варя помнила с детства разговоры взрослых и споры маминых коллег. Девчушка училась рисовать не кукол, а египетские иероглифы, потому что мама утверждала: это самое красивое и совершенное изобретение человека за всю его историю.