Глава 1. Кровью чувств ласкать чужие души
Железная дверь захлопнулась за моей спиной, зацепив край рабочего халата, оставляя его часть снаружи.
– Замечательно! – Буркнул вслух я и потянул за халат, оставив застрявшую часть за дверью.
Здесь я буду отбывать наказание за высказанное мнение, которое должен был оставить при себе. «Хочешь справедливости? Ты ошибся ролью. Зарезервируй себе палату и сними халат. Умников здесь и без тебя хватает! – Добавил начальник и протянул ключи от подвала. – Иди, разбирай справедливость по алфавиту. И трое суток ночных дежурств в придачу!»
Но на этом я своё мнение не придержал и сказал, что я врач, а не санитар. На что мне было приписано ещё четверо суток ночных дежурств.
Злой, в первую очередь, на себя, я стоял в тёмном, пахнущем сыростью и плесенью, подвале в порванном халате. Но жаловаться на свою учесть я не собирался: сам выбрал себе профессию со всеми вытекающими из. Пошарил по грязной стене рукой и, нащупав выключатель, включил свет. Это получилось не с первого раза: сам выключатель заржавел. Давно сюда никто не заглядывал или заглядывал, но вполне обходился без света. От сантиметров пыли на полках слезились глаза. Пройтись по ним с тряпкой – занятие не из самых интересных. И это была не моя задача.
Я находился тут с целью отсортировать коробки бывших пациентов в алфавитном порядке.
«Хозяева» этих самых коробок, которые мне предстояло сортировать, уже давно находились за пределами лечебницы. Но отправить всё их имущество в огонь было запрещено – мало ли, когда-нибудь кому-нибудь оно понадобится по какой-либо причине. Вдруг у родственников проснётся совесть, и они захотят оставить себе что-то, принадлежащее их родному человеку, от которого они когда-то отказались…
Не знаю, что мешало больнице содержать это всё хотя бы в отдалённом порядке. Отсутствие желающих пройтись по пыльным полкам с тряпкой? Сейчас коробки были помяты, будто их пинали ногами. А иные даже были не закрыты. Похоже на отсутствие уважения к себе подобным. Коробки стояли одна на одной, как будто какой-то «псих» пытался построить башню. И эта башня была готова в любую секунду развалиться. Первым делом я расставил коробки по одной: не особо хотелось после разрушения башен ещё и содержимое раскладывать по коробкам, догадываясь что куда положить.
За столь нудным занятием я провёл половину рабочей смены. И это с учётом того, что не лез ни в чью личную жизнь, занимаясь только расставлением коробок по стеллажам и закрывая открытые крышками.
Порученное мне было выполнено. Но только я хотел покинуть подвал, уже находясь около железной двери, как где-то в конце подвала послышался шум. Очевидно, одна из коробок всё-таки упала. Делать нечего, нужно поднять и поставить на место. Но коробка не просто упала: всё её содержимое вывалилось и рассыпалось по полу.
Я раздражённо выдохнул и присел, чтобы убрать всё содержимое обратно.
Имущество некой «Виолетты К.» состояло из множества конвертов, перевязанных по стопкам разноцветными лентами, и старого пера с чернильницей. И всё. Я удивился, – любопытство заиграло на кончиках пальцев – но не стал развязывать ленты. Нельзя читать чужие письма без разрешения отправителя или получателя. И всё бы ничего, но последний свёрток, перевязанный алой лентой, развязался прямо в моей руке.
Эти письма очень хотели быть прочитанными. Любопытство разыгралось ещё сильнее. Я стянул ленту полностью. В связке было восемь конвертов. Без марок, без адресов. Самодельные. Пожелтевшие. На каждом конверте ровным мелким почерком было написано «с любовью из мая». Ни имени отправителя. Ни имени получателя.
Мой внутренний голос шептал мне, чтобы я перевязал письма лентой и вернул всё в коробку. Потом закрыл коробку крышкой и поставил её на стеллаж, на котором сверху была приклеена буква «К». И после быстрым шагом ушёл из подвала.
Не знаю по какой причине, но коробка с письмами не выходила у меня из головы. Почему сохранились только письма? И где остальные вещи этой бесфамильной пациентки? Обычно всё складывалось в одну коробку…
Закрывая подвальную дверь на ключ, я заметил Алевтину.
– Привет, давно ждёшь?
– Успела соскучиться, – она подошла ближе и поцеловала меня в щеку.
– А чего не зашла?
– У меня клаустрофобия, забыл, – усмехнулась она, стряхивая пыль с моего халата. – Вытирал полки подолом халата?
– Тряпку не захватил. – Пожал плечами я.
– У тебя сегодня ночное дежурство?
Я кивнул.
– Хочешь, с тобой останусь?
– Езжай домой, – я погладил её по спине.
– Ладно, – пожала плечами Алевтина и прошла вперёд.
Мы вернулись в рабочий коридор. Я молча зашёл к себе в кабинет. Она, тоже не проронив ни слова, зашла в мой кабинет следом.
– Халат смени. А то больше на пациента похож, чем на доктора.
Я усмехнулся и подошёл к шкафу.
– Давай заберу, постираю.
– Я взрослый мальчик…
– Который взросло договорился до подвала и семи ночных дежурств подряд, – фыркнула она, вырвав халат из моих рук.
Я ничего не ответил.
– Скоро до личной палаты договоришься!
Опять промолчал, надевая чистый халат.
– Конечно, дежурить интереснее, чем проводить вечера со своей девушкой…
– Езжай домой, – спокойно перебил её я.
– До завтра, – Алевтина недовольно поцеловала меня в другую щеку и ушла.
Стоило десять раз подумать, прежде чем начинать отношения с коллегой. А я, видимо, подумал только девять. И именно того десятого раза мне не хватило, чтобы принять правильное решение. Нет, я не жалею об этих отношениях. Алевтина одна из немногих девушек, которая так же красива душой, как и внешне.
Я работаю в этой лечебнице без пяти минут месяц, но уже успел нажить неприятные отношения с начальником. И девушку. А держу её на расстоянии вытянутой руки, чтобы оградить от пересудов со стороны других коллег.
Алевтина числилась на хорошем счету: лишнего не скажет, даже если подумает. Будет тихо выдавать лекарства «психам», не задавая вопросов «зачем это» и «почему ему». Ни для кого не секрет, какое отношение к людям с душевными проблемами в местах, предназначенных для решения этих проблем.
Я справедливый и честный человек. Особенно в отношении к моим пациентам. Свою профессию выбрал осознанно. И для того, чтобы разбираться в проблемах душевнобольных, а не усугублять эти проблемы. В мире психиатрии так, как я, считают немногие. Если псих не нужен своим родным, то отчего он должен быть нужен психиатру? Вот за такое несогласие я и отбываю ночные дежурства и походы в подвал. А моя девушка со мной не согласна.
Пора в обход. Психи тоже страдают от бессонницы, как и нормальные душевно здоровые.
В больнице на данный момент числится восемь душевнобольных. Уделить своё время каждому из них, разобраться в проблемах и помочь их решению – не составляет для меня труда. Каждый из них был забыт своими близкими. Никого из них не навещают, чтобы поинтересоваться о состоянии души. Их души интересны только мне.
