Меня зовут Роберт Линник. Если вы читаете это письмо, значить я живой. Но далее не имею право разглашать тайну моей нынешней жизни. Скажу только, что она далека от идеальна, хотя и приятна. Я не женат и не имею детей. Я не тот мужчина, о котором мечтают женщины, и даже наоборот. В общем, все как у обычных людей. Но не настолько. У меня много недостатков. Самый главный из них заключается в том, что я не хочу меняться. Пожалуй, это все, о чем я могу рассказать.
1
Рос я мальчиком болезненным. В возрасте семи лет тяжело перенес ветрянку и еще тяжелее – желтуху. Это серьезно отразилось на здоровье. Даже в юности легко мог подхватить ангину. Цвет кожи от рождения был неприятного бледного оттенка, но гладкая и лишённая волос. Черные смоляные волосы отличались густотой и были гладко уложены на правую сторону. Нос был с горбинкой. Хотя лицо было в достаточной степени приятным, выглядел я несколько скверно и худощаво. Ходил медленно и неуверенно. Редко улыбался, и в глазах моих то и дело пульсировали тусклые огоньки. Я не мог похвастаться мускулатурой. Телосложением напоминал скорее ладью с тонкой шеей, чем быка, потому что с такой физической формой мог я продержаться в бою не больше минуты. При росте примерно метр восемьдесят весил в тот момент около семидесяти килограммов. Левая щека была выше правой и торчала как-то неравномерно, отчего казалось, что нижняя челюсть выдается вперед. Губы были бледнее. Часто морщился, когда пытался вспомнить нечто важное.
Мой отец был строгим человеком и когда мне исполнилось семнадцати лет, отправил меня в элитную школу, где учились только дети состоятельных семей. Каждый день, проведенный в школе, я понимал, что я не такой, как другие люди. Я носил дорогую одежду. Ел здоровую и вкусную еду. Занимался спортом, плаваньем и читал книги. В основном это была сложная литература. Она находилась в школьные библиотеки. А в ней было всего семьдесят семь книг, которые должен был прочитать каждый учащийся. В противном случае учащегося могли подвергнуть наказанию или вовсе исключить из школы. А это было хуже смерти. Семья отчисленного покрывалась вечным позором. Поэтому я старался учиться хорошо, чтобы не опозорить свою семью. Был примерным учеником и даже отличался среди сверстников. Но кроме семьи, больше всего я боялся неодобрения отца. Сказать по правде, он бы хорошенько выпорол меня за неподобающее поведение, а после запер в подвале. Именно в те времена я возненавидел отца. Но не имел твердого голоса, который имею сейчас, в данное время. По сути, я стал юношей, но избегал отцовского взгляда.
Мать умерла, когда рожала меня. Отец расстался с жизнью, когда мне было двадцать три года. С того момента я жил самостоятельно. Правда в семейном доме. И сказать по правде, дом был не из плохих. Он заметно отличался от остальных. Его построили еще в начале двадцатого века, и с тех пор он только улучшался. Постоянно перестраивался. Так что мне было где жить. Но проблемой были деньги. Содержание подобного дома обходилось дорого. Но мне повезло. Пускай я и рос среди себе подобных, меня не пугала тяжелая работа. Я брался за любую работу, главное, чтобы платили. А платили не так уж и плохо, как я ожидал. Чем больше зарабатывал, тем больше откладывал на черный день, который мог наступить внезапно.
Однако в один пасмурный день произошло событие, которое изменило мою жизнь. Утром, проверяя почту, я наткнулся на конверт, запечатанный печатью. Отнеся его в дом, я вскрыл корешок. Из конверта выпал прямоугольный жесткий бумажный лист с черной надписью красивым почерком. Я не знал, как на это реагировать, как на шутку или серьёзную вещь. Далее я вслух прочитал всего одну надпись: "Уважаемый: Роберт Линник. Просим вас явиться завтра по адресу Безымянная улица дом 116. С уважением И. Х. ". Я недоуменно свел брови. Снова прочел письмо. Все было странным. Очень странным. Кто мог послать подобное письмо? Родственников у меня уже не было. Тем не менее о моем существование знали.
2
На следующее утро я проснулся, по привычке сварил черный кофе и позавтракал бутербродом с маслом. Закурив, я прошёл с кухни в гостиную, где мне попался красный конверт. Я моментально вспомнил про приглашение. Спешить ехать в центр города я не хотел. Возможно, приглашение и конверт были злой шуткой. Но так бы все и происходило, пока я не нашел в почтовом ящике еще одно письмо с датой, временем прибытия и в каком внешнем виде я должен был явиться. Теперь оставалось самое неприятное – привести себя в порядок, одеть относительно неплохой белую рубашку, синий галстук, пиджак, местами потертые брюки, костюм и лакированные туфли. Измучив себя так, что о поездке не хотелось и думать. Но поехать я был обязан. Уже по той простой причине, что о моем существовании знают неизвестные мне люди и, судя по конверту, довольно серьезные. Впрочем, если ожидания не оправдаются и меня ограбят или убьют, с этим я, пожалуй, спорить не буду. Значит, такова моя судьба.
3
Ночные городские улицы щедро полоскал холодный ливень. Люди, которым не повезло укрыться от капризов природы мокли под дождем на тротуарах. Самые отчаянные выбегали и пытались идти против холодного ветра. Обычно это не удавалось. Почти все падали прямо в глубокие широкие лужи. Некоторые укрывались на автобусных остановках. Но большинство людей мокло прямо на асфальтовых дорожках. Неприятное зрелище. Особенно если учесть, что под ногами этих несчастных нередко пробегали бродячие собаки, а в особых случаях здоровенные крысы. От них быстро распространялся запах гноя и испражнений, от которого мгновенно пробегали мурашки по коже, и людям становилось не по себе.
Самое мерзкое промокнуть до костей на пути к остановке или любому зданию с открытой дверью. Особенно в те моменты, когда изредка проезжали автомобили, и некоторые из них были уже забрызганы водой по самый бампер. Стоять под дождем в ожидания, когда он прекратится, было глупо и раздражительно. Поэтому некоторые люди часами ждали троллейбус или автобус, чтобы скорее выйти из зоны действия холодного ветра, промозглого дождя и подступающей ноябрьской темноты.
Погода не успокаивалась уже вторую неделю и все чаще подкидывала жителям города неприятные сюрпризы. Время от времени завывал порывистый ветер, а иногда весь город по двое суток стоял в затяжном тумане, похожем на мерзкое молоко. Прохожие незаметно превращались в неодушевленные серые тени, еле двигающиеся в вязком мареве. По сравнению с бодрящим светом витрин, улицы казались темными, влажными и угрюмыми. Горожане были погружены в свои тяжелые думы и охотно прятались в темные подъезды, которые пахли помойкой. Даже в центре города. Эта вонь была воистину тошнотворной. Она казалась чумой, проклятьем, наложенным на мрачный город.
