Я не слышу звуков погони. Ни топота ног по асфальту, ни хриплого дыхания преследователей, ни стрельбы. Я не слышу и не могу слышать этого. Мёртвый океан тишины окружает меня. И в этом океане, злобно схлёстываясь друг с другом, пронизывая мой мозг волнами ненависти, словно две гончие, идущие по следу, мечутся мысли тех двоих наверху.
Это продолжается уже третий час. Я устал путать их. Мозг заволакивается паутиной отчаяния, и только раскалённые прутья чужих мыслей – «найти и убить!» – поднимают и гонят меня дальше и дальше. Я собираю последние силы, чтобы направить преследователей на ложный след, но это удаётся мне всё хуже.
– Где-то здесь, – различаю я. – Скорее всего, под магазином есть подвал.
Я снова напрягаю волю, но мои приказы уже неспособны пробить бетонную толщу перекрытия и стены подвала.. Я чувствую, что «скафы» сейчас войдут. От перенапряжения жутко болит голова, я уже не в состоянии контролировать свой мозг. Чужая мысль чудовищным белым шаром горит в нём: «Убить! Убить! «Убить!»…
Я не выдерживаю и теряю сознание.
Не знаю, сколько времени я был без чувств, но, придя в себя, немедленно ощущаю присутствие преследователей. Теперь их мысли стали настороженнее, круглее и к желанию убить явно примешивается страх. Проклятые «скафы» – они боятся! Даже закованные в скафандры, вооруженные до зубов, они боятся нас, исковерканных, потерявших человеческий облик, но не утративших чувство свободы. Как жаль, что нас так мало и у нас нет ни их оружия, ни их техники…
Я стискиваю зубы в бессильном отчаянии. Голова всё ещё болит, и я не могу ни отогнать охотников, ни направить их по ложному следу. Остаётся только следить и ждать. Судя по тому, как отчетливо я воспринимаю их мысли, «скафы» уже где-то рядом. От них исходит эманация страха, сквозь которую пробивается готовность убийства. Они настроены на мгновенный выстрел. Я чувствую, как они рисуют в воображении мой предполагаемый образ и в упор расстреливают его.
– Собаки! – мысленно кричу я. – Подлые бандиты! Думаете, что загнали меня в угол и радуетесь? Нет уж, подождите, я ещё устрою вам…
И вдруг меня пронизывает ещё одна волна страха такой силы, что я едва удерживаюсь от желания вскочить и куда-нибудь бежать. Осторожно распутываю клубок чужих мыслей… Кто-то зовёт на помощь. Мысли отчаянные, мечущиеся, умоляющие…
В это мгновение неподалеку, за ящиками консервов, вспыхивает свет, и я воспринимаю одновременно возгласы удивления «скафов» и ужас, тёмный жуткий ужас загнанного существа и существо это – женщина.
«Скафы» уже не излучают страха. Волны их мыслей, независимо друг от друга, перестраиваются с желания убить на желание обладать женщиной и в то же время отделаться от спутника.
– Чёрт возьми, – слышу я. – Ничего девочка. Смотри, волосы какие…
– Идиот, ты на глаза посмотри… Тьфу, еще приснится такое… Отойди, я пристрелю её…
Предчувствие смерти, идущее от женщины, заставляет меня действовать. Превозмогая боль, я мгновенно концентрирую волю на одном мощном импульсе.
Свет фонарика гаснет. Видимо, он выпал из руки «скафа». Сейчас они должны испытать острейшее чувство ужаса и ненависти друг к другу. Через мгновение волна пережитого ими страха докатывается до меня, но она тут же сменяется ненавистью и почти животной яростью. Что за этим последует, я знаю. Сейчас один из «скафов» прикончит другого и, охваченный ужасом, бросится бежать.
Это мне уже неинтересно. Меня тревожит полное отсутствие информации от женщины. Неужели «скафы» успели выстрелить. Как всё-таки мне иногда чертовски не хватает слуха.
Даже не проверяя, здесь преследователи или нет, я ползком пробираюсь вперёд. Сразу же за стеллажом натыкаюсь на труп и ощупываю его. Шлем скафандра расколот. Вокруг разбросаны банки консервов. Рука «скафа» откинута в сторону и – какая удача – в ней зажат автомат. Его приятель даже не подумал о том, что надо забрать оружие. Я злорадно усмехаюсь и, подхватив автомат, пригнувшись, осторожно шагаю в темноту.
Женщина лежит у стены, сжавшись в комочек. Я опускаюсь на колени и осторожно сжимаю пальцами её запястье. Пульс едва слышен, временами исчезает, но он есть. Слава богу, женщина жива. Она просто потеряла сознание.
Я сажусь на пол и прижимаюсь затылком к холодным стеклянным банкам. Теперь я чувствую страшную усталость. Гипноз даётся мне очень тяжело. Ещё пара таких сеансов и я не выдержу. Но, в то же время, только благодаря этой способности, я ещё жив. Меня не пристрелили, как десятки других, искалеченных существ. Я могу бороться и буду бороться, пока жив, хотя не уверен, что смогу уцелеть в этой неравной борьбе.
Я с удовольствием ощущаю на коленях тяжесть автомата и глажу его холодную ребристую рукоятку. Эх, если бы таких побольше, хотя бы штук шесть, когда ещё живы были друзья. Они бы не погибли так нелепо…
Я вдруг чувствую, что женщина вздрогнула и сейчас же от неё стало исходить чувство тревоги. Я не шевелюсь, чтобы не испугать её. Постепенно тревога уменьшается и переходит в недоверчивый вопрос: «Ушли?».
– Всё в порядке, – шепчу я как можно ласковее. – Они ушли.
Женщина вздрагивает. Страх снова просыпается в ней, смешиваясь с удовлетворением от известия, что опасности больше нет. Я спокойно жду.
– Кто Вы? – наконец спрашивает она.
– Свой, – говорю я. – Я тоже прятался в этом подвале от «скафов». Вообще-то они гнались за мной. Я не знал, что Вы здесь.
В темноте я нащупываю руку женщины и легонько сжимаю её.
– Не бойтесь. Они уже не придут сюда. По крайней мере, сейчас.
– Почему сейчас? – пугается она. – А потом?
– Потом могут вернуться. Один из них лежит вон там, в проходе. У меня его автомат.
– Женщина отдёргивает руку.
– Это Вы?
– Нет, – объясняю я. – Это его приятель.
– Из-за меня? – спрашивает женщина.
Но я чувствую, что этот вопрос уже мысленный и поэтому не отвечаю. Вернее, отвечаю чуть позже.
– Они испугались чего-то. Выронили фонарь. В темноте наткнулись друг на друга и один убил другого. Потом он удрал. А Вы были без сознания.
– Странно, – задумчиво говорит женщина. – Чего они могли испугаться? Мне показалось, что они уже стреляют в меня.
Я шарю по бетонному полу и, наконец, отыскиваю упавший фонарик. Стекло в нём цело, но в лампочке, видимо, во время падения порвался волосок. Я отвинчиваю заднюю крышку, достаю оттуда запасную лампочку и вкручиваю вместо испорченной. Потом нажимаю кнопку.
Яркий луч света заставляет меня зажмуриться. Я прикрываю глаза ладонью, потом отвожу её и смотрю в упор на хорошенькую девушку, сидящую передо мной, обхватив колени руками и прислонившись к стене. Девушка, не мигая, смотрит куда-то вперёд, и я с ужасом и содроганием замечаю, что её неправдоподобно огромные глаза затянуты тусклой бледно-синей плёнкой.
