Двух лебедей возвышенная стать,
Двух путников связующая нить.
В его природе – говорить и знать,
В ее природе – чувствовать и быть.
От вещих снов – до гималайских троп,
От Лао Цзы – до Эмерсона строк:
Ему понятно все, что зримо ей,
Влекомой в даль вселенских кораблей.
И создавались вещие холсты,
И строились воздушные мосты,
И в странствиях мужали сыновья,
И мир сиюминутностью сиял.
В тысячелетьях затерялись дни,
В эпохе годы – словно белый шум,
Но молод Инд и свеж священный Нил,
Казнит тиран – и вечно весел шут.
Что две песчинки в скопище песка?
Два вздоха – в беспредельном сонме душ?
О чем-то незаметный пересказ
Кому-то в непридуманном саду?
Но не согласен с логикою цифр
Дух, облеченный в мимолетность форм,
Одевший вечность, пестроту и цикл
В замысловато вьющийся узор.
В поток сантаны, в мир мгновенных дхарм,
Стирая грани, множа имена,
Где бытие – не склад застывших карт,
А вечно обновленная волна.
Так в оный век, родившись на Руси,
Став гражданами мира и любви
Земле явились с вестью светлых сил,
Диадой совершенных половин.
………………………………………………….
Как забывают нежное «давно»,
Как затихают, празднуя момент,
Как пьют познанья терпкое вино,
Как льют из боли Веры монумент,
Разнообразно, каждый миг в ином
Наряде чувств от нового штриха,
Подобьем струн, трепещущим звеном
Меж полюсами блага и греха
Они чего-то ждали. Моря зыбь
Перемещалась в световую грань
Слиянья с небом. Их немой призыв
Менял тона, в неведомом играл.
В разноголосье сект, религий, школ
Вновь проступал, как кровь, один вопрос,
Из детства прозвучал, но не нашел
Разгадки ум в уколах тубероз:
«Что есть реальность, Истина и Бог?»
И был ответ – и не было его…
Пульсировал в веках священный слог
Меж полуправдой рек и берегов.
Вдруг крылья разноцветных парусов
Возникли над притихшей синевой:
Семь кораблей, семь безмятежных снов
Скользили по летейской глади вод.
«Сатори, Я есть Истина и Бог» —
Ронял мужчина мантр семена.
Движенья фантастический итог
Не ведал он, но видела она.
Казалось: зрим трехмерности предел.
Накручивая лет, событий суть
Диск пустоты в бесплотный мир идей
Материи трепещущую ртуть
Переносил так, словно воду пил
Огромный – и насытиться не мог,
Живую сущность обращая в спил
Ее значенья, в мысль застывших строк.
В нем в прошлом спит текущего росток —
И тут же зрим грядущего виток.
Двумерные, вне формы имена
Не видел он – но видела она.
И миг дышал в прикосновенье сфер,
Переживая зыбкое «теперь»,
За ним – необъяснима пелена.
Он знал об этом – видела она.
Уж парусов нетающая взвесь
Переливалась в вечное «не здесь» —
Лишь сердца отклик, небо да волна…
Он знал об этом – видела она.
…………………………………………………….
Он не был зрячим в царствии слепых,
Лишь угадал сцепление звена…
Одев песок в серебряную пыль,
Ждала какой-то ясности Луна.
Художник брал палитру, кисти, холст,
Поэт преображал пейзаж в слова,
О, не клише – к сознанью хрупкий мост
Ваял творец, себя переливал
В границы формы видимых вещей,
В них отражая изначальный свет;
Не отражал – но обращал существ
Из листьев перевернутых ветвей
Космического древа – в корни, в суть
Его природы, в сокровенный лик,
Мелькнув тропинкой в сумрачном лесу,
Разгадкой тайн неведомой земли.
Он ощущал, что Бог лишь отражен
В его мазках и строках, в днях и снах,
Чурленисовским вогнутым ужом
Над ним висел (он это твердо знал).
Был Кришной, Шивой, Мория, Христом —
И в то же время ни в одном из них:
Незримый царь на красочный престол
Взошел – и все доступно объяснил —
Но лишь венец искал в привычном глаз,
Лишь прописей в звучанье жаждал слух:
Каких-то возносящих душу фраз.
Цветов добру и наказанья злу…
Корону солнца, скрытого луной —
Вот все, что разум мог запечатлеть
На многотрудном поприще земном,
Блик Истины впустив в златую клеть.
То мог художник – ей же, зрящей вглубь
Одно лишь было – видеть и молчать:
Живя в краю, где каждый слеп и глух
Нелепо петь о солнечных лучах.
И только право – ведать и вести
Того, кто всуе начал прозревать,
Кто первый слог Извечного постиг
Обозначало новый перевал.
………………………………………….
Диск исчезал. Метался чаек стон:
«Найди свое прибежище в простом,
Ешь, наслаждайся – всем один финал!»
……………………………………………………………
Он тихо слушал. Плакала она.
1984 г.
