Воздушный поцелуй украдкой до щеки коснулся.
И в трепете мученик очнулся, схватив, взметнув перо,
Рассеял по земле листы и ум его неловко встрепенулся.
Под сенью вдохновляющей любви, немыслимо старо
Ему явилось олицетворенье первозданной красоты.
Воодушевленьем новизны десницу в кротости вздымает,
Сердце миру отворяет, и оно, крича до хрипоты,
От избытка теплоты, будто снова умирает,
Посреди воспоминаний уединенности тиши,
Познав любовь, отныне не страдает, в благом Раю
Шепнет ему рифмой сладко древо – “Не останавливайся. Пиши”.
Но чернила вдруг иссякли, слезами я бумагу окроплю.
Дрожит и благоухает смоковница средь трав.
С сотворения пространств семенем произрастает.
С возмужания времен заимела дикий нрав.
И если не даст она плоды, Господь ее навеки проклинает,
Не сотворив добра, веет праздно, и с насмешкою звеня
Пустые ветви вздымает гордо к сумрачному небу.
Позволь, поведать о добродетели тебе, те края
Неведомы смоковнице бесплодной, ибо душе и телу на потребу
Полезны добрые дела, Всевышнему яви победу.
Возымей плоть и кровь мою, взамен прошу лишь слово.
Ведь каждый дух с надеждою на прощенье уповает.
Не сдвинусь с места лобного, покуда не вострепещу снова,
Покуда сердце не пронзит, ласки взгляд усыпает
Душу мне алмазами радужного тона.
Меня отверсто книгой отворяет
Незыблемо и непостижимо осознанье,
То восклицанье мудрое, или простое созерцанье.
Немыслимо любви законов оправданье.
Терновые оковы свяжут члены,
Разрушив стены вероломного мышленья,
Затворив засовы, соберу грехов посевы.
Ради веры, ради вразумленья.
Покаяньем поколеблю непоколебимость бытия.
Свергну мира сего царя, трон палача придам забвенью.
Поведаю ныне лишь о благочестье, извлеку из словаря
Небесных песнопений хоровод, и к стремленью
Верному направлю вас.
Восхваляя о премудрости Творца в красоте и добродетели людской,
Человеков всех, ибо хризолит, рубин, алмаз
Блекнет с несравненной человека клеточкой одной.
Славная душа, не сравнится с нею никакая вражеская сила.
Венец творенья, в знак преклоненья ты Бога благовоньем омывал,
Развязать Ему сандалии недостойным себя считал. Кровоточила жила
Тернового венца, ты Его недостойным жизни почитал,
И отрекся, тот, кто Слову с благоговением внимал.
Но Господь простил, тех, кто властвовал, кто страдал.
Уподобимся же и мы прощенью.
Сочетаю ныне строфы обетом непреложным.
Превратно истолкован путь, может статься,
Но исповеданье сил небесных отворено знаменьем священным.
Совесть не позволит более отстраняться.
И каждый новый жизни лист в белизне царит,
Внимаю, ничтожеством своим плененный.
Будто оживаю, душа плоть, а тело душу всецело ругает и кичит,
И в расправе сей лишь дух непревзойденный
Смирит и возродит гармонию былую двух чудес.
Соприкоснись, слейся воедино с праведностью щедрот.
Что Священное писание явило, прочтешь, узришь и осознаешь,
Бог, вочеловечившись, явился в мир, не поправ ворот,
Ибо сожалел о нас с Сотворенья, познаешь
Спасенье, и сонмы дум законов строгих,
Но исполнимых, дабы чистоту души блюсти.
Созреют у древа добрые плоды среди ветвей дубовых.
В сердце свое Евангелие вмести, дабы начать цвести.
Но ты, смоковница, услыхав глубину советов.
По-прежнему теребишь сухие ветви и оголяешь гнилые кроны.
Отбрось сомненья возлюбленное древо в полноте заветов.
Помни непременно, чьи в Рай первые вступили стопы.
Разбойника, что снискал у Господа прощенье.
Различив во Христе Бога воплощенье.
Упомянуть в Царстве Божьем изрек он вопрошенье.
Сжалься, не молчи, сколько времени, сколько пространств
Изведать и познать, прежде чем любовью воспылать.
Сколько путей пройти, сколько склонить и покорить мне царств.
Сколько дев в сердце своем слагать.
Всего одну возможно полюбить и сердцем вечно созидать.
Останься, но не буди, вернусь однажды, минуя семь мытарств.
Вопросов вечность не утолит жажду знанья.
Не усмирит юности свободу и старости не укоротит поклоны.
Но вода точит любые древние породы, без старанья
Добрым учеником не стать, не сняв гордости короны.
И что же ты, смоковница моя притихла.
Внимаешь кротко, но взгляд, прошу, не отвращай.
Дух вечен, посему человек не будь беспечен, буря стихла,
Но опасений не оставляй и покаянье не отлагай.
Будь щедр и большей мерой тебе воздаться.
О близких с благоговением заботься.
Помни – забор высокий вору не даст прокрасться
К дому, но если уберет он одну доску, то создаст трещину одну.
В спокойствии проникнет в душу враг, взяв на подмогу слуг.
Посему любовью прегради ухищренья зла, не будь в плену
Бунтовщиков и лиходеев, будь героем без видимых заслуг.
Увещеваю строго, глаголю много, но в молчании я скрыт,
Туманностью Андромеды неразличим, воображенье не пестрит
Красками, иссякли слезы, но смерть уж боле не страшит.
Нацарапаю тогда слова на кроне, сердца своего сотворю язык,
Понятный лишь тебе одной, я изгой
Гонимый всеми, и не сорвать с меня тот враждебности ярлык.
Вопреки, начертаю на Древе Жизни – “Любите, любите всех,
Без исключений, без оправданий, без выгоды и без желаний”.
“Люблю тебя, люблю!” – оглашу сквозь слезы или смех.
Произнесу, не отваживаясь медлить, без порицаний
Направлю очи на половинку сродную свою.
Ожиданьем предвосхищаю встречу.
И вот поныне, долгожданное явилось в призрачном свету.
Взгляну, и оторвусь от облаков, я кажется, лечу.
И до восхищенья снизойду.
Листок один прорвался сквозь скорлупу.
Ветвь смоковницы дала плоды и листву.
То жизнь моя, что некогда была в страстей плену.
Но ныне лишь любовь дарю, и о житие земном не вопрошу,
Склоню главу и под небосводом Древа Жизни я вздремну.
Молитвы песнь прочту и вечному предамся сну.
Но прежде чем сокрою душу, внимайте слову моему.
Мы все едины, напишу вам мира новые картины.
Вселенская любовь – вот истина, неподвластная уму.
Разделены и разобщены мы землями, стеклянные витрины
Ограждают нас, религии различны и вероисповеданья,
