В магазине плотные ряды стеклотары,
отражаются огрызки лиц, дрожащие руки
тянутся к муке за полцены, к бутылке водки
за полцены,
за полцены,
две по цене одной,
две по цене одной,
еще раз.
Туман путается в ногах,
машины шуршат по грязному месиву
вспухших дорог,
построенных дураками
в период всеобщего
единогласного
ненастья.
Здравствуйте.
Здрасьте.
Нас не существует.
Нет, нас существует.
Мы – это маленькая тоненькая линия помех
на изображении с оцифрованной пленки,
записанной на черную камеру Панасоник,
купленную отцом на последние деньги
в девяносто третьем,
а вот и я,
в красных колготках
и в серых шортах
на детсадовском утреннике
играю Карлсона, который жил на крыше.
Что я забыл в магазине?
По телевизору на работе показали рекламу —
в магазине скидки,
мука за полцены,
водка за полцены,
фарш за полцены,
на улицах беспорядки,
в конституцию внесены поправки,
началась война,
третья мировая уже,
у Максима Галкина родились дети уже,
квартира в ипотеку в жилкомплексе «Царские сады»,
народовольцы, зачем вы взорвали царя,
шариат, гоминиды, хромосомы,
великая октябрьская революция,
только бы не стать анархистом,
только бы не стать террористом,
я просто хочу купить муку за полцены,
а лучше пачку турецкого нута за полцены,
приготовить фалафель,
и выпить бутылку водки,
чтобы не стать анархистом,
чтобы не стать террористом,
чтобы включить Россию 1 и увидеть,
как дрожат щеки Владимира Соловьева,
словно желе,
и испытать гордость,
испытать радость,
испытать злость,
быть может,
даже
испытать
хоть что-нибудь
впервые за последние
восемнадцать лет.
