Его «цепануло» сразу и навсегда! Хотя и говорят, что у наркомана нет судьбы, это была судьба, любовь с первого взгляда! Как зной встающего над горизонтом солнца, окутывающего землю ватным одеялом полуденного июльского жара! И в то же время – словно дуновение прохладного ветерка тихим летним вечером, напоенным сладким благоуханием полевых трав и цветов, когда оранжевый шар неспешно подползает к краю фиолетового неба.
Не-е, ну, конечно, пришлось часок подождать «прихода», пока молекулы «Кремлей» и «Волшебников» впитаются в кору головного мозга и пробьют в ней тоннель во Вселенную, дав знать о контакте обнажённых нервов с открытым космосом, привкусом батарейки на языке.
Внезапно перед Володей предстал древнеегипетский сфинкс, головокружительно пульсировавший красочными вибрациями стремительно разматывавшихся цветных кинолент! Оставаясь единственным зрителем на ночном киносеансе, в долю секунды разгадав все тайны его бытия, он слился с видением воедино, в блаженном экстазе, стал раскручиваться дальше, уже не кинозритель и не сфинкс, а жидкая киноплёнка, утопающая в мириадах сладких цветов, уносящихся вдаль по тоннелю, со скоростью света!
«Душа растаяла, словно свеча, посреди меня!» – табло с загоревшимися в памяти строками унеслось куда-то вдаль, и пришёл ЭКСТАЗ ВЕЧНОЙ ВСЕЛЕНСКОЙ ЛЮБВИ, с каждым мгновением всё усиливавшийся и усиливавшийся, ЭКСТАЗ РАДОСТНОЙ СЛАДОСТИ, хлещущей из пустоты, подобно фонтану, ласковым шёпотом ВСЕВЕДЕНИЯ вопиющий о ВСЕПРОЩЕНИИ!
Неожиданно до него донёсся журавлиный крик, и стая мультипликационных, но удивительно живых журавлей, нарисовавшихся на мерцающем экране, перед внутренним взором, полетела ввысь, в тоннель полный солнечного света, поднимаясь по спирали, увлекая его за собой своим пронзительным криком и мягким кружением, откручивавшими темя, превратившееся в мягкий каучук, словно пробку из-под «Спрайта»!
Он снова ощутил привкус витамина С на языке и, открыв глаза, оглядел залитый солнцем парк, с бесконечно синим небом над головой. До него, сквозь ватное одеяло оглушённой тишины, донеслись счастливые детские крики и смех, напомнившие о беспечной беззаботности детства.
И сразу он сделался этим смехом, и этими самозабвенными детьми, радовавшимися теплоте и полноте жизни, и этим Небом, и этим Солнцем, и этим жаром ВСЕЛЕНСКОЙ ЛЮБВИ, НЕБОМ ВСЕВЕДЕНИЯ И ВСЕПРОЩЕНИЯ!
Володя опустил глаза к земле, он сидел на скамейке, Земля находилась далеко внизу, у его ног, в Параллельной Вселенной, а с его ресниц каплями стекал солнечный свет и падал вниз, в бездну, словно дождевые капли, с небоскрёба или со звезды, с кремлёвской звезды!
Володя почувствовал, как, мягкой пенной волной, в груди вздымается торжество Бога, отдыхающего в день седьмой от своих трудов, а, быть может, ощутил торжественную приподнятость героя, приглашённого в Кремль на награждение «Звездой»? Колеса так и назывались «Кремли», кто их так назвал?!
«Во приколисты!» – за долю секунды он изумлённо проникся таким простым и таким смешным смыслом названия, вместившего в одно слово всю торжественность настроения осознанного мироздания, а потом ему подумалось, что «колёса», «таблетки», «пилюли», «марчеллы», «ешки» – все эти слова абсолютно неуместны и бесконечно далеки, как обрывок газеты, носимый вольным ветром посреди раздольных полей под бескрайним небом.
Славка, его брат, молчал, да и не было необходимости в каких-то словах. Володя и так знал, что Славка, безусловно разделяет все его чувства, что они видят одно кино, уносясь на одной волне в бесконечно сладостное осознание блаженной вечности, которая никогда никуда не уйдёт и не перестанет ласкать душу своей любовью!
«А, может, уйдёт и перестанет быть?» – горькая мысль, по привычке, попыталась проникнуть сквозь кожуру сознания вёртким червячком сомнения, но кожуры не было, поскольку Володя сделался всем – кожурой, червячком, вечностью, детьми, их счастливым смехом, лужами на асфальте, солнечными каплями, стекающими с ресниц, Солнцем, Луной и многоцветными Звёздными Галактиками, Млечным Путём и Вселенной!
Он всех простил, и все простили его, а мысль бессильно соскользнула вниз, унесённая весело рычащим водопадом оглушительного восторга! Он постиг в этот миг, фактически ощутил всем своим существом, что обратная сторона горечи – это сладость, и наоборот, и это было так невыразимо хорошо, как сахарная вата, таящая во рту ребёнка, в солнечный летний день, на карусели в Луна-парке!
«Салюууут!!!» – провопила ему ноосфера, непрерывно рассыпаясь перед глазами яркими разноцветными искрами, в бодрящем приветствии!
На мгновение Володя вроде как вернулся в обыденную реальность.
«Салют!» – произнёс он чужим, по-пчелиному гудящим голосом, как будто на нём был скафандр.
Славка посмотрел на него и буднично сказал:
«Прошвырнёмся до кафиса?»
Володя любил его за эту обыденность слов, словно приковывавшую к окружающей действительности стальными тросами, а, может, прикалывавшуюся с неё – остальными матросами, дальними трассами, талыми торосами, усталыми торсами, полосатыми матрасами и самими вопросами…???
Володя встал со скамейки, и они пошли в кафе, по залитой солнечным светом улице, по анфиладам мироздания, под бездонным синим небосводом – два всемогущих полководца, два всеведущих повелителя мира.
Они важно шествовали по разноцветной и светлой, упоительной в своей недосягаемости, лунной долине, не ведающей законов всемирного тяготения и земного притяжения, по вкусной и самовластной пустыне Сахара, чуть присыпанной сахарным песком ночного инея, вне диапазона чутких настроек антенн вечно настороженно-бдительных существ, из вида Гомо Сапиенсов. Ни один Гомо не мог разделить с ними волшебства невесомости ощущений и весомости чувств, наверное, поэтому, паря над тротуаром совершенно пустой улицы, по пути в кафе, они так и не встретили ни одного прохожего.
