Ибо по грехам вашим воздастся вам
Тишину утра разорвал колокольный звон. Этот один долгий, громкий и протяжный удар разбудил, казалось, все живое вокруг. Бродячие коты навострили уши, птицы замолчали, даже мухи – и те, казалось, перестали жужжать. А звук все катился и катился – над озером, над домами, полями и дальше, дальше, дальше… Это было начало.
Интерлюдия I
Царю небесный!
Спаси меня от куртки тесной,
Как от огня.
От маршировки меня избавь,
В парадировки меня не ставь.
Пускай в манеже Алёхин глас
Как можно реже тревожит нас.
Еще моленье прошу принять –
в то воскресенье дай разрешенье
Мне опоздать.
Я, царь всевышний, хорош уж тем,
Что просьбой лишней не надоем.
Ресторан «Ковчег» славился не только своей изумительной авторской кухней, но и удивительно высокими ценами, а также публикой, которая регулярно появлялась в нем, отмечая в нем свои юбилеи, дни рождения и еще бог знает какие даты.
Получить работу в этом ресторане желали многие, но не многие там задерживались. Местные царьки и божки вели себя настолько мерзко, что порой дух захватывало. Например, одному из них ничего не стоило как-то вызвать к себе в зал шеф-повара и прилюдно отхлестать его по лицу стейком, который был, по его мнению, недостаточно прожарен, а после этого отказаться платить за обед. Самому шеф-повару и управляющему оставалось лишь униженно кланяться.
Вот и сейчас некий упитанный краснощекий господин щелкнул пальцами, подзывая к себе официанта.
– Чего изволите? – голос официанта был настолько елейный, что на нем можно было поскользнуться.
– Кофе как обычно и сигару.
– Но у нас не курят.
– Ты не слышал, что я сказал, холоп? Ты кто вообще такой, чтобы мне указывать?
Официант потупился – он уже успел пожалеть о словах, которые случайно сорвались с его языка.
– Отвечай, когда тебя спрашивают! – начинал закипать господин.
– Кофе как обычно и сигару, – не поднимая глаз, ответил паренек и стремглав кинулся в сторону кухни.
– То-то же, – самодовольно крякнул толстый господин и достал из кармана телефон.
– Алло, Светик, ты где?
В трубке что-то недовольно пищало.
– Я понял, разберемся. Слушай, не жди меня, я уже пообедал. Да, икорка была что надо. Как и всегда. Ну все, пока.
Мужчина вернул телефон на место и принялся барабанить пальцами по столу:
– И где черти носят этого уродца!
Чтобы хоть как-то скоротать время, он начал разглядывать посетителей ресторана. За столиками вокруг него сидели такие же толстые мужчины, а кое-где – не уступающие им в полноте женщины. Все они с аппетитом закусывали, жевали и прихлебывали. На столах стояла черная зерновая икра, реже – паюсная, еще реже – красная. На таких едоков толстый господин смотрел с презрением, а в душе жалел. Челюсти ходили ходуном, зубы кусали, рвали и перемалывали, губы, щеки и подбородки лоснились от жира. Казалось, всю эту симфонию обжорства невозможно ни заглушить, ни прервать.
Толстый господин снова посмотрел в сторону кухни, потом на часы. В уме он уже прокручивал свой монолог с официантом и предвкушал, как жестоко и изощренно он унизит его перед всем залом. Но чаяниям его исполниться не пришлось, потому что толстый господин лопнул. Да-да, просто взял и лопнул с тихим влажным чмоканием – как лопались за двадцать минут до этого на его зубах черные икринки. Примеру толстого господина последовали и все остальные едоки. Меньше, чем через минуту, в зале не осталось ни одной живой души – за исключением оторопевших официантов. Только белели дорогие скатерти, испачканные остатками пищи и людей.
