Перед самым началом войны летом 1941 года обстановка на Румыно-Молдавской границе была крайне неспокойной. Советские пограничные отряды, охранявшие границу, которая проходила по центру реки Прут, наблюдали скопление крупной группировки немецко-румынских войск, механизированных и мотомеханизированных частей. Неоднократно фиксировались пролеты немецких самолётов вдоль границы, вплоть до её грубого нарушения. Также имели место частые провокации с румынской территории путем обстрела советских погранотрядов.
На 20 июня отмечена дислокация 11-ой немецкой армии, 3-й и 4-й румынской армии общей численностью около 500 тысяч человек, 6 тысяч орудий и минометов, 60 танков и 600 самолётов…
Румыно-Молдавскую границу протяженностью 480 километров прикрывали войска Одесского Военного Округа. Общая численность советских войск, находившихся в приграничных районах, составляла 364 700 человек, 950 самолётов, 769 танков, 5554 орудий и миномётов.
20–21 июня часть приграничных войск Красной Армии после поступления секретной директивы, скрытно занимает оборонительные рубежи вдоль реки Прут. На запасных аэродромах развернута авиация, а командующий состав организовал полевой штаб под Тирасполем.
В час ночи 22 июня поступил приказ о привидении войск западных приграничных округов в полную боевую готовность, все части погранвойск и регулярных частей были подняты по тревоге. В составе погранвойск Одесского военного округа проходит службу молодой пограничник Юрий Луговой. На рассвете 22 июня 1941 года, для него начнется сложный и опасный путь становления из юного пограничника в опытного диверсанта, который пройдет дорогами войны до самого сердца Третьего рейха.
Глава 1. Товарищ младший сержант
Молдавская ССР.
Май 1941 года.
Тот солнечный день я помнил так, как будто он был вчера. Даже по прошествии стольких лет и всего того, что выпало на мои плечи, и плечи тысяч таких же пацанов каким был я, тот день отчетливо врезался в мою память. В тот день еще не было этой страшной войны, которая перечеркнула судьбы миллионов советских граждан. Тогда ничего не напоминало мне о том, что совсем рядом со мной, в нескольких километрах от границы, стоит огромная ударная группировка немецко-румынских войск, только и ждущая приказа ударить по Молдавии. В тот день у нас, двадцатилетних пацанов еще была надежда на то, что не будет никакой войны, а впереди нас будет ждать большая взрослая жизнь.
В тот день у меня было отличное настроение. Мне и моему товарищу присвоили очередное воинское звание «младший сержант» и дали двое суток увольнительных. За два дня до этого, в мой крайний наряд на границе, я задержал вооруженного лазутчика с сопредельной территории. Граница между Молдавской ССР и Румынией проходила по самому центру небольшой реки Прут. Мы знали, что за нами с той стороны пристально наблюдают. Знали кто наблюдает и даже сами видели их. Да они особо и не скрывались. Немцы. Офицер и два солдата, иногда пятеро солдат. Стоят на песчаном пригорке и наблюдают в бинокли. Как видят нас, улыбаются, руками машут:
«Привет мол Иван! Ты – друг, я – друг, стрелять нихт, нихт крик!» – и прочие подковырки.
Они прекрасно знали, что у нас был приказ: ни в коем случае не поддаваться на провокации и постоянно этим пользовались. Однажды, например, целый взвод на берег высыпал и давай плескаться. А мы сидим в секрете и наблюдаем за этой вакханалией, не дай бог, кто на середину заплывет. Как тогда быть? Это ведь нарушение границы, а на предупреждения они не реагируют, только стрелять. А если выстрелишь – объявят провокатором. С тебя потом свое же начальство голову снимет, приказ ведь. А на четкие инструкции о том, как должно действовать погранотряду в таком случае – как-то глаза у них закрываются.
Так и охраняли мы границу. Они нас всячески провоцируют, а мы молча наблюдаем за ними и нарушителей ловим, которых их разведка подсылает. Местные румыны – крестьяне, из них лазутчики как из меня балерина, не шибко они рвались помогать своим немецким хозяевам, потому что немцы их и за людей не считали. Таких лазутчиков много было, всех изловили, а некоторые сами приходили в комендатуры.
Но тот ходок был совершенно другим, тогда я этого не понимал, но сейчас могу с полной уверенностью сказать, что это был не простой крестьянин, а хорошо обученный и подготовленный диверсант. И не стоять бы мне на этом месте, если бы он действительно захотел уйти от моего преследования. Он сдался специально, позволил мне поймать его. А его немецкие друзья с сопредельной территории наблюдали за нашими забегами в бинокли.
Это случилось перед самым рассветом, они хорошо подгадали время, когда бдительность максимально снижается и в сон начинает клонить сильнее. Нас было трое: я, мой друг Сашка Соколов и сержант Дима Нечипоренко. Он то первый и увидел нарушителей. Они переплывали реку настолько тихо, что до наших ушей не донесся ни единый всплеск, в то время как румын было слышно еще с того берега. Зачем они послали их к нам? Совсем скоро я узнаю ответ на этот вопрос. Они хотели посмотреть, как будут действовать пограничники в случае столкновения с реальными вооруженными диверсантами, а не с обычными крестьянами.
Наш секрет располагался вдали от любопытных глаз немецких наблюдателей. Он был хорошо замаскирован внешне, и с обеих сторон его окружала высокая густая ива. До уха Нечипоренко донесся еле слышный всплеск воды. Где-нибудь в другом месте, никто бы не обратил на это никакого внимания. Но только не на границе. Реку переплыли два человека, в гражданской одежде и бесшумно выбрались на берег. Мы видели их отчетливо и уже были готовы броситься на перехват.
– Ребята, к нам гости!
Сержант толкнул дремавшего Соколова и перебрался чуть ближе к дереву. Солнце еще не совсем выбралось на небосвод, но неприятелей, вышедших на наш берег, уже было очень хорошо видно.
– Что?! Кто?!
Александр встрепенулся и протер слипающиеся глаза:
– Где?
– На берегу, чуть левее от нас, – я тоже заметил их и ждал приказ Нечипоренко.
Это было не первое мое задержание, я прекрасно знал, как нужно было действовать и был готов. Осенью мой срок службы подходил к концу. Полтора года я прослужил тут, на границе, а до этого – год в учебной части под Кишиневом. Чем ближе становилась осень, тем дальше от границы были мои мысли. Все чаще во снах, я видел родную Полтавщину, мой дом и конечно маму. Я все чаще задумывался о том, какая будет жизнь дальше, после всего этого? Тут бывало и такое, что ребятам уже отслужившим свой срок, приходилось оставаться на заставе дольше положенного на несколько месяцев, потому что пополнение не успевало прибывать.
