Для детского писателя чрезвычайно важен его творческий труд, нацеленный на воображение и фантазию юного читателя, ведущий его к размышлениям о роли мечты как к смыслу жизни вопреки реалиям непростой жизни.
Все мы родом из дерзкого детства, наполненного мечтами и заветами нашего окружения – пробабушек и прадедушек, их сыновей и дочерей, а также родителей сегодняшних детей. Природа одарила всё живое замечательными качествами – это любовь и нежность, а для человека это состояние – залог настоящей дружбы. Эти удивительные свойства характера в пути осознания и открытий себя ещё в детстве, присущи поразительно неповторимой творческой сущности каждого ребёнка.
Всегда многотрудные и благодарные стремления писателя нацелены на желание поддержать черты характера так важных подрастающему поколению – помочь воспитанию самостоятельного мышления, взаимопонимания и сострадания, умения «творить чудо» для другого человека…
Среди писателей, идущих по велению сердца с заветными надеждами к душе не только детей, юношества, но и взрослого читателя остаются любимыми, такие как: Александр Грин, Корней Чуковский, Самуил Маршак, Аркадий Гайдар, Агния Барто, Лев Кассиль, Николай Носов и многие другие:
Александр Грин:
Воинствующий мечтатель
Отечественному писателю-прозаику и поэту Алекса́ндру Степановичу Грину (1880—1932), отмечалось 11 августа 142 года со дня рождения. Он как представитель неоромантизма, автор философско-психологических, с элементами символической фантастики, произведений, начал печататься в 1906 году. Александр Грин занимает в русской и мировой литературе совершенно особое место. Общепризнано, что он – романтик, «рыцарь мечты» с посвящением её юному сердцу мечтателя. Мечту А. Грин понимал, как стремление духовно богатого человека к высшим, истинно человеческим ценностям, противопоставляя их бездушию, жадности и животным удовольствиям. Трудный выбор между этими двумя путями и последствия сделанного выбора – одна из важных тем у Грина. Его цель – показать, как органичны для человека добро и мечта, любовь и сострадание, и как разрушительны зло, жестокость, отчуждение.
Критик Ирина Васюченко отмечала редкостную прозрачность и чистоту нравственной атмосферы, свойственной прозе Грина. «Автор больше чем верит в могущество добрых начал жизни – он его знает. Существуя одновременно в реальном мире и в мире мечты, Грин ощущал себя «переводчиком между этими двумя мирами». В «Алых парусах» автор, устами Грея, призывает «творить чудо» для другого человека; «Новая душа будет у него и новая у тебя». В «Блистающем мире» аналогичный призыв: «Введите в свою жизнь тот мир, блёстки которого уже даны вам щедрой, тайной рукой».
В 1920-е годы после написания Александром Грином своих самых значительных произведений интерес к его прозе достиг своей вершины. Эдуард Багрицкий писал, что «мало кто из русских писателей так прекрасно овладел словом во всей его полноценности». Максим Горький так отзывался о Грине: «…полезный сказочник, нужный фантазёр…». Уже как новый оригинальный и талантливый российский литератор А. Грин познакомился с Алексеем Толстым, Леонидом Андреевым, Валерием Брюсовым, Михаилом Кузминым и другими крупными литераторами. Особенно сблизился он с А. И. Куприным.
У него не было ни предшественников, ни прямых продолжателей. Критики пытались сравнивать его с близкими по стилю Эдгаром По, Эрнстом Гофманом, Робертом Стивенсоном, Бретом Гартом и другими – но каждый раз выяснялось, что сходство это поверхностно и ограниченно, считая: «Он вроде бы и классик советской литературы, а вместе с тем не совсем: он в одиночестве, вне обоймы, вне ряда, вне литературной преемственности».
Грин открыто дидактичен, то есть его произведения основаны на ясной системе ценностей и предлагают читателю принять и разделить с автором эти идеалы. По мнению критиков, при всём своеобразии творчества Грина, основные его ценностные ориентиры находятся в русле традиций русской классики. Исходя из идейных мотивов прозы писателя критики сформулировали краткие выводы: он – моралист, талантливый защитник традиционных для русской литературы гуманистических нравственных идеалов: «В большинстве своём произведения А. Грина – это поэтически и психологически утончённые сказки, новеллы и этюды, в которых рассказывается о радости сбывающихся фантазий, о праве человека на большее, чем простое „проживание“ на земле. Это и о том, что земля и море полны чудес – чудес любви, мысли и природы, – отрадных встреч, подвигов и легенд… В романтике гриновского типа „покоя нет“, „уюта нет“, она происходит от нестерпимой жажды увидеть мир совершеннее, возвышеннее и потому душа художника столь болезненно реагирует на всё мрачное, скорбное, приниженное, обижающее гуманность».
Как считает критик Корнелий Зелинский: «…А. Грин не просто мечтатель, а воинственный мечтатель». Рассуждая о стиле писателя, он приходит к следующему выводу: «В вечной охоте за мелодией поэтической фантазии Грин научился сплетать такие словесные сети, так вольно, упруго и тонко оперировать со словом, что его мастерство не может не привлечь нашего рабочего интереса… Грин в своих фантастических новеллах создает такую игру художественных форм, где содержание передаётся также и движением словесных частей, свойствами затруднённого стиля».
Поэт Леонид Мартынов, почитавший творчество Александра Грина, в конце 1960-х годов обращал внимание современников на то, что «Грин был не только прекрасным романтиком, но одним из блестящих критических реалистов». В придуманной стране, которую благодаря критику К. Л. Зелинскому получила название «Гринландия происходит действие многих его произведений, в том числе самых известных его романтических книг-романов.
Это и «Бегущая по волнам» и др., это и феерия-повесть «Алые паруса». В числе первых этот шедевр оценил Максим Горький, часто читавший гостям эпизод появления перед юной мечтательницей Ассоль – главной героиней феерии – сказочного корабля с алыми парусами.
Образец гриновского стиля можно понять на примере из «Алых парусов»: «Ассоль умела и любила читать, но и в книге читала преимущественно между строк, как жила. Бессознательно, путём своеобразного вдохновения она делала на каждом шагу множество эфирно-тонких открытий, невыразимых, но важных, как чистота и тепло. Иногда – и это продолжалось ряд дней – она даже перерождалась; физическое противостояние жизни проваливалось, как тишина в ударе смычка, и всё, что она видела, чем жила, что было вокруг, становилось кружевом тайн в образе повседневности
