Моим родителям и коту Барсику посвящается
I
– Сынок, просыпайся.
– Ммм, – сонно отозвался Димка.
– Вставай, пора собираться в садик.
Димка не любил детский сад, и ещё больше не любил вставать рано-рано утром для того, чтобы туда собираться. Но, так или иначе, приходилось просыпаться, и после недолгих сборов, топать по тёмной и морозной улице в сторону автобусной остановки.
Хруп-хруп-хруп, хрустел свежий снег под валенками. Уже почти во всех окнах домов горел свет, по занавескам мелькали тени человеческих фигур, соседи собирались на работу, учёбу и прочим делам.
А Димке нестерпимо хотелось хоть один разок, вместо детского сада, остаться дома за желтоватым светом этих занавесок. Пускай один, до самого вечера без мамы и папы, но дома. И Димка часто фантазировал как он останется, как обернув кухонным полотенцем ручку горячего чайника, заварит себе чай и потом будет рисовать новыми фломастерами в альбоме всякие рисунки. Один за одним, лист за листом. Или лепить из пластилина корабли и машины. Ещё можно было бы смотреть картинки в книжках или просто играть любимыми игрушками. А ещё Димка мечтал пожарить вечером картошки, налить сладкого чая в чашки, и встречать маму с папой с работы, чтобы они радовались и удивлялись, как он такой маленький сделал всё это самостоятельно…
Тихо падал снег. Димка на ходу вглядывался вдаль, в низину, по которой тёмной нитью извивалась автомобильная дорога.
– Мам, автобус.
– Ну и зрение у тебя, – улыбнулась мама, – номер не видишь?
– Двенадцатый, – засмеялся Димка.
– Тогда давай, ноги в руки и бегом.
Никакого номера Димка конечно видеть не мог, автобус был очень далеко, и виднелся маленькой светящейся букашкой. Просто-напросто других рейсов, кроме двенадцатого и восьмёрки, на этом маршруте не было, и он знал, что сейчас было время двенашки.
С остановкой поравнялись почти одновременно с автобусом. Тот, скрипнув тормозами, открыл двери и выпустил клуб пара, приглашая в тёплый салон. Несмотря на то, что путь лежал в детский сад, Димка радостно, не без помощи мамы, взобрался по высоким ступеням в автобус.
– Я сам.
– Сам, сам, – отозвалась мама, – проходи быстрее сынок, не задерживай людей.
Димка обожал поездки! И не было человека счастливее на свете, если вдруг ему сообщали о том, что скоро поедем в город. Особенно в горсад, где были аттракционы, мороженое, леденцы в виде петушков и звездочек, и набережная, с захватывающим дух видом на широкую и быструю реку Томь. Ну а если предстояло путешествие на море, у Димки от счастья даже начинала слегка кружиться голова. При этом минуты ожидания превращались в часы, а часы в дни. В общем ехать Димка был готов куда угодно, на чём угодно, и всегда прямо сейчас. Поэтому про детский сад на время было забыто, и Димка с энтузиазмом забрался на мягкое и самое высокое кресло над задним колесом автобуса. Двери с шипением закрылись, мотор натужно засвистел и автобус тронулся.
– А билетик? – спросила мама, протягивая монетку.
– Ой! – вскрикнул Димка.
Схватил пятак, спрыгнул с кресла и, покачиваясь, протопал к билетной кассе.
Аппарат висел над сиденьем контролёра. Димка забрался с коленками на сиденье и замер в предвкушении.
У билетного аппарата была большая, прозрачная и выпуклая голова с канавкой и прорезью в ней. А под прорезью, словно пиратский сундук в ожидании новых сокровищ, замерла чёрная лента, поблёскивая россыпью золотистых медяков. Димка задержался взглядом на монетках, бросил в прорезь свою, и несколько раз повернул ухо-колёсико. Бряк-бряк-бряк, упали несколько ближайших к краю монеток куда-то вглубь железной головы, и аппарат высунул язык в виде билетика. Димка тихонько хихикнул, показал язык в ответ и оторвал билетик. Вернувшись, отдал его маме, и вновь забрался на своё место.
Приготовившись рассматривать всё и вся, что попадётся на пути, посмотрел в окно, но наткнулся взглядом на белое, сверкающее полотно с морозными узорами. Какое-то время он зачарованно их разглядывал, затем медленно поднёс ладонь к окну и прижал её к холодному шедевру. Было видно, как потемнело заиндевевшее стекло по краям ладони, и спустя несколько секунд стало прозрачным. Димка убрал ладонь и принялся разглядывать всё, что можно было увидеть в прозрачный отпечаток.
– Мам, светает.
– Да, скоро будет совсем светло.
За окном проплыло заснеженное поле с одинокими футбольными воротами, деревянное общежитие, и в рассветной дымке появилась огромная гора.
– Мама, а что это за гора?
– Это террикон. Порода, которую из шахт достают.
– Её что, люди насыпали?! – резко обернувшись, удивлённо спросил Димка.
– Да, люди, она искусственная. – ответила мама.
Димка снова вгляделся в проталинку. – Но она же такая высокая-превысокая!
– Её самосвалами насыпали. Много-много машин.
Димка представил себе как самосвал забирается на самую верхушку этой горы, и сваливает вниз камни.
– А сейчас почему не возят?
– Наверное больше не вмещается, теперь насыпают новый террикон, где-нибудь в другом месте.
– А на неё можно забраться?
– Нельзя малыш. Порода в некоторых местах тлеет, и можно провалиться в раскалённый мешок.
Глаза у Димки расширились.
– А там очень горячо?
– Очень, как в доменной печи, где сталь плавят, помнишь ты видел по телевизору?
– Ого! – прошептал он.
Отпечаток маленькой ладошки снова стало затягивать льдом, и Димка принялся пальцами и собственным тёплым дыханием, вырисовывать на окне узоры. Между тем автобус медленно повернул на улицу с детским садиком.
Интересно, кто будет сегодня? – подумал Димка, – Любовь Владимировна или?…
Как зовут вторую воспитательницу, Димка не помнил. Дело в том, что Любовь Владимировна ему нравилась. Она была внимательной, отзывалась на все вопросы и просьбы. На её занятиях Димке удавались самые лучшие поделки, аппликации и рисунки, она интересно читала книжки и, если было нужно, всегда умела ласково успокоить.
А вторая воспитательница была женщиной властной, грубоватой и очень тучной. Все детские проблемы она решала покрикиваниями и постукиванием кулаком по столу. Но особенно Димку почему-то пугало, когда она садилась за воспитательский стол, со стонущим скрипом стула откидывалась назад, и страшно охая, что-то капала себе прямо в глаза.
Благо вместе с толстой воспитательницей, в группе была ещё нянечка. Добрая и внимательная старушка, которая с готовностью откликалась на все детские чаяния.
Однако в целом Димка недолюбливал детский сад не из-за воспитательницы, гораздо больше ему не нравилось жить по расписанию. По расписанию гулять, по расписанию есть, по расписанию заниматься, играть. Он не любил запах гороховой каши, которым детский сад встречал всех прямо с порога. Терпеть не мог тихий час. Спать днём ему казалось противоестественным.
