Зима.
Декабрь.
Люди.
Людно…
Но удивительно тепло.
Маршрутки, маски.
Неуютно…
И в городе давно темно.
Аптеки, улицы,
Банкеты.
И рестораны, клубы, бары.
Всё те же каменные лица,
Ты знаешь, я устал от них.
Порою хочется напиться,
Но мой запал чуть подутих.
Серьёзные и злые корки,
С опаской смотрят
И молчат.
Тупые, как винные пробки,
Но зато строят коньяк.
В глаза пустые взглянешь раз
И там они, но злые косо,
А в них, восторженных тогда,
Остались высохшие слёзы.
Пустые, злые
И тупые.
Их чёрствость съела,
Но не нас.
И пусть ещё моё терпенье
Не вышло голым на парнас
И не висит на эшафоте,
И камнем не лежит в грязи.
Ты знаешь, я привык бы
Но с меня хватит наглой лжи.
И я, любовь так покупая,
В обьятья эти упаду
И вылюблю всю душу ей.
Она, ведь это же работа,
Ко мне приедет поскорей.
И я слижу с её губ кровь,
Меняя деньги на любовь…
Писал так ночью наш герой,
За письменным столом при свете,
За стенкой лаяли соседи,
Стихов его особый строй.
Он был в двадцатом году жизни,
Студентом и учеником.
Вот только мысли его грызли,
Ходил по дому с свечником.
Часы притикали – 3 ночи,
Ну а ему вставать уж в 6.
И наш герой, чиркая строчки
Решает наконец поесть.
Ложиться после спать,
Кот Тихон
Посапывает, спит душа.
И ему сниться сон, где лихо
Гоняет наглого мыша.
А нашему герою сниться,
Где он бежит в сибирской мгле.
И от кого бежит- не знает.
И добежит ли? На игле,
Которая упала с ëлки,
Остался запах января,
И наш поэт потом напишет
Такие строчки и слова:
***
Ну здравствуй, милый мой сентябрь.
Осенний холод, листьев дрожь.
Опять тяжëлый, словно камень
Меня кидает в лужу дождь.
Постой, ведь скоро уж октябрь,
Потом- ноябрь и
Зима…
И хочется бежать куда-то,
Но прибегаешь вновь сюда…
Бежишь, как заяц в мокрой иве,
И думаешь- когда же свет?
Когда же солнце уже выйдет?
Но разбивается палет…
Летит картечь, и выстрел в спину.
Ты увернëшься- повезло.
Но если вдруг свинец коснется
Тебя- и тело понесло.
Тебя- и ноги подкосились.
И след запутался в траве.
Смывает дождь крови течение
И вот опять ты здесь, на дне…
Ты упадëшь и встать не сможешь,
И встанет дыбом зайчья шерсть.
Закончится всë очень быстро,
Ведь им так нужно тебя съесть…
На утро он встаёт, и бодрый
Как странно это бы было.
Пока с утра он ещё сонный,
Но вдруг встаёт на домино.
А за окном мороз январский,
Колючий ветер, снег лежит.
Е. С. наш едет на учёбу,
Позавтракав, он не спешит.
В маршрутке и в воспоминаньях,
А чистой и былой любви.
Как он, ещё не был в скитаниях,
И сердце чистое внутри.
Как он писал свой первый стих,
И было время, класс второй.
И чувства были те взаимны,
Ныряя в омут с головой.
Она- не тронута и чистая.
Невинная её душа.
Глаза смотрели друг на друга
И застывали чуть дыша.
Её божественный тот образ
Засел надолго в голове.
Но остановка уже близко,
Он возвращается к себе.
Когда январские морозы
И пять деньков до Рождества,
Он познакомился с особой
Казалась тоже та чиста.
А после встреча в воскресенье,
Понравились друг другу там.
Ох, если б знали эти двое
О том, что ждёт, и сердце в хлам.
О ней я вам могу сказать немного,
Он то знал больше, почти всё потом.
Она была; дурна, капризна и красива,
Семнадцать лет ей было, её ноги…
Так длительно казалось долго, шепотом.
Добра, умна, но всё-таки глупа.
Немного- это сразу было видно.
Ему казалось та- божественно права.
На самом деле- враньë и похоть, было очевидно.
Они дружили, целовались,
Гуляли и болтали увлечённо.
И разгорался там любви укус, так жалясь,
Она кусала шею его долго.
Так длилось год почти, однако
В один момент Е. С. наш стих.
Он принял трудное решенье:
Ей перестать писать, и их
Общение закончилось на этом.
Она страдала, он страдал,
Но у Евгения в сердечке
Горел отчаяния пожар.
Он был расстроен, опечален.
Он был на грани бытия.
Его суровое молчанье
Ей рвало душу, но она
Терпела, видела, скучала;
И проходило мимо там.
А он, всё так же опечален,
Искал покоя дальних стран.
Убитый горем и печалью,
Он долго так переживал,
Что брат его, попав в отчаяние,
Не будет прежним
И он сам.
Вину там чувствовал
И чувства, что он плохой ему пример.
Уж не давали вновь покоя,
В заложниках, как Гулливер.
Терзало душу, это странно,
Душа поэта- высока.
И мозг поэта так устроен,
Что вечно сыплет с потолка.
