Предисловие
Жила-была девочка. Вполне обычная девочка, в самой простой семье, папа и мама, дедушка и бабушки, тети и дяди. Жила она в деревне, ходила в ясли. Потом переехала в крупный поселок, в многоэтажный дом и двор, пошла в детский сад, а после него в школу. Были у нее друзья и подруги, музыкальная школа и немного художественной.
А где-то в параллельной реальности жил-был мальчик. У него тоже были папа и мама, дедушка и бабушки, дяди и тети. Он жил в пригороде, в небольшом поселке в две улицы. Рос он на воле, под бабушкиным присмотром вместо детсадовского, а потом пошел в школу. Были у него куча друзей-товарищей, бескрайние поля и речка, велоспорт и немного баскетбола.
В общем, обычные мальчик и девочка, как и миллионы таких же мальчишек и девчонок. Но жили они в необычной, невиданной стране, которая уже сейчас обрастает слухами и мифами, а скоро и вовсе превратится в легенду.
Люди там были чуть добрее и образованнее, чуть внимательнее и дружелюбнее. Чуть больше читали, чуть больше играли в шахматы, чуть больше занимались спортом и наукой. Чуть натуральнее была еда, чуть полезнее передачи по телевизору, чуть добрее фильмы и чуть радостнее песни.
Это был золотой век – семидесятые и восьмидесятые годы многострадального двадцатого века. Драгоценные годы удивительной тишины и покоя, между страшной войной и тяжелыми послевоенными годами, когда поднимались из руин до космоса, и началом перестройки и разрушения целого мира.
Быть может, это был пик развития нашей цивилизации, и теперь мы постепенно регрессируем, теряя по пути критическое мышление, нравственность и достоинство – ради удобств, комфорта и мнимого изобилия.
Как бы то ни было, это были лучшие годы, самые светлые, добрые и радостные. Это время нашего детства… Время газировки из автомата и пирожных из кафетерия, время рюкзачных походов и пионерских костров, время мушкетеров и индейцев, время дымящегося карбида и жевательного гудрона, время пионербола и казаков-разбойников, время Крокодила Данди и Танцора Диско, время сольфеджио и отчетных концертов, время Дениса Кораблева и Электроника Сыроежкина.
Время футбольных мячей и велосипедов, время печеной картошки и жареной колбасы на бутерброде, время купания на автомобильных баллонах летом и катания с горок на них же зимой. Время хлеба с маслом, посыпанного сахаром, и огурчика, разрезанного вдоль и посыпанного солью, время Иванвасильича и Васильалибабаевича. Время дискотек с зеркальным шаром и духового оркестра в парке, время незрелых яблок и горячей от солнца малины, время расклешенных брюк у папы и цветастых блузок с узорами-пейсли у мамы, время «Пионерской зорьки» по утрам и «Спокойной ночи, малыши» по вечерам.
Это истории о детстве мальчишек и девчонок того неповторимого времени.
Давным-давно
Когда деревья были большими, а я маленькой, когда я говорила «больше бани» и задирала вверх руки, чтобы показать большую величину. Когда зимой везли куда-нибудь на санках, укутав одеялком и повязав шарф по самые глаза, а я боялась, что выпаду из санок и никто этого не заметит. Тогда я ходила «на работу» в ясли.
На этой «работе» мне нравились только две вещи: наша воспитательница и то, когда меня забирали домой. Впрочем, иногда меня домой не забирали. Забывали, наверное. Тогда, чтобы не оставлять меня со сторожем, так как я была еще маленькой, моя, не зря любимая, воспитательница, забирала меня к себе домой. Работа на дом, так сказать. Там она меня кормила или поила чаем, а еще со мной нянчилась и играла ее дочь, старшеклассница. Потом, по-видимому, мои родные вспоминали обо мне и приходили меня забрать, потому что я у воспитательницы ни разу не ночевала.
Но это бывало редко, чаще всего меня забирала мама, а иногда папа. Однажды мы с ним шли домой – и вдруг налетела пыльно-песчаная буря. Она застала нас по дороге между двух озер, от одной деревни к другой, к нашему домику на берегу. Укрыться и переждать бурю было совершенно негде.
Папа шел против ураганного ветра и нес меня на руках, пряча под рубашку, чтобы мне в глаза не попал песок. А я всю дорогу боялась, что порыв ветра оторвет нас от земли и унесет куда-нибудь, как Элли с Тотошкой. Но папа-то не Элли, он выстоял против стихии и донес меня невредимой до нашего дома.
Больше всего мне нравилось, когда из яслей меня забирали мой дядя, тогда еще школьник, или моя тетя, тогда еще школьная пионервожатая. Это мамины младшие брат и сестра. Вот это была радость! Это означало, что мы идем в гости к бабушке.
Как-то на вечерней прогулке карабкаюсь я на горку, а мне кто-то сзади закрывает глаза. Я никак не могу отгадать, кто же это. А когда оборачиваюсь, то вижу, что это мой дядя. Он берет меня на руки, обнимает и садит к себе на шею. Он всегда катает меня на шее, позволяя рулить его головой. Поворачиваешь голову направо, и он идет направо, налево – и он налево.
Мы идем домой. Ну, кто идет, а кто и едет. По дороге дядя учит меня чему-нибудь полезному. Например, свистеть, сложив губы трубочкой, или говорить букву «р». Он говорит мне разные рычащие слова, а я повторяю их «лычащими». Но вот, совершенно случайно, вдруг у меня что-то рыкнуло – и «л» превратилась в «р». В тот день, когда мама пришла с работы, я выбежала к ней навстречу с криками: «Мама, мама, Павррруша, Павррруша!»
Павлуша – это мальчик из моей ясельной группы. Почему-то именно в его имени буква «р» звучала у меня особенно удачно.
Если я оставалась у бабушки на выходные, то тетя и дядя играли со мной. Мама моя была модельером и поэтому шила мне разные платьица из остатков тканей. Тетя наряжала меня, завязывала банты, а дядя фотографировал, снова попутно обучая чему-нибудь полезному. Например, показать язык, когда тебя фотографируют, или скорчить рожицу.
Дядя увлекался фотографией, и многие мои детские снимки сделаны именно им. Еще он занимался шахматами и даже разучивал гроссмейстерские партии. И в доме его повсюду сопровождала маленькая шахматная доска с магнитными шахматами, в которые, не очень успешно, пыталась играть и я.
Тетя же увлекалась рисованием, готовилась поступать в институт на живописный факультет и поэтому постоянно рисовала, делала наброски карандашом или этюды акварелью.
Однажды тетя взяла меня с собой на пионерское собрание, на совет дружины. Она мне сказала вести себя тихо и не отвлекать пионеров от повестки дня. Я была очень послушной и тихонько сидела – то в уголке, то на столе, то под столом – и никогошеньки не отвлекала.
Но ребята почему-то сами отвлекались. Еле дотерпели они до конца собрания и, наконец, схватили меня на руки, чтобы потискать, поподкидывать вверх. Они тут же научили меня стучать палочками по барабанам и дудеть в горн с пионерским флагом. Барабанить у меня получалось очень хорошо, хоть сейчас бери в отряд барабанщиков. А вот горн никак не давался, и звуки из него выходили как у голосистого павлина, на хохот всем.
