Пролог
Вот наконец и тишина. В лесу темнота особенно ощущалась сильнее не идти, а тем более бежать не было возможности, того и гляди столкнешься с деревом, а то и споткнешься об его корни, так и ноги недолго переломать. Человек тяжело дышал присев прислонившись к дереву. После долгой пробежки когда они углубились в лес, то потеряли друг друга, и вот он совершено вымотанный остался один. Наконец отдышавшись, прислушался. Лая собак не было слышно, а ведь совсем недавно их заливистые голоса гнали их без передышки по лесной чаще становясь все ближе и ближе. Но видно и собаки и люди преследовавшие их тоже исчерпали свои силы. Неужели все таки оторвались, видно ушел не только он, но и Сенька Рыжиков, ведь не было слышно не перестрелки, не взрывов гранат, значит ушел, если конечно не догнала пуля. Только где он теперь, как его найти.
Какой то неясный звук раздавшийся в темноте, насторожил человека, и он затаив дыхание прислушался. Нет он не ошибся, звуки повторились. Хруст ветки, неясное бормотание, пробираясь через кусты кто то двигался в его сторону. Человек стараясь как можно тише передернул затвор автомата. Но, видно все – же щелчок метала об метал был услышан идущим и тот замер. Наступила тишина. Решившись, притаившийся за деревом человек, трижды ухнул по совиному. В ответ раздалось одиночное уханье, а потом негромкий голос спросил.
– Кривой, ты что ли?
– Сколько раз можно повторять Рыжиков, не Кривой, а младший сержант Кривошеев, – поправил спросившего человек с автоматом выходя из-за дерева.
Тот, кого назвали Рыжиковым, двинулся на его голос и вскоре они обнялись.
– Нет все же Леонид, какого черта, ты поперся в служить в разведку? – Чем плох был наш мотострелковый батальон?
– Романтики захотелось, да что бы сестрички из санбата, приветливей на нас смотрели, – ответил Леонид.
– Врешь ты все, Кривой, романтика, сестрички!
– Выслужиться хочешь, мало тебе одного ордена на груди, еще подавай. – На гражданке, хочешь завязать с воровской жизнью, перед властью обеленным быть. – Только не выйдет дружок, не отпустит тебя раз выбранная дорожка, вновь на кривой путь приведет.
– Может ты и прав Рыжий, но попробовать то можно, брату обещал, а ты знаешь, мое слово кремень.
– Ну, и воевали бы в пехоте, а не шастали бы по лесам прячась от немцев, – упрекнул его Рыжиков.
– А я тебя вслед за собой в разведроту не звал. – Сам пошел, когда предложили! – оборвал его Кривой.
– Но, но, ты в этом виноват, первым вызвался, а я так за компанию, по привычке, куда ты туда и я. – Ты из лагеря на фронт, я за тобой. – Ты десантником на танк и я туда же. – Ты в разведку, и я следом, как лисий хвост. – Только я вот не знал, что на куске какой то тряпке, словно семя одуванчика, с неба на землю придется опускаться. – Романтика блин.
– А чего ты ждал, что в разведке, только на пузе, через линию фронта, ползать придется, не на парашюте, даже удобней и быстрей. – Да и в разведку ты Рыжиков пошел, не из-за меня, а из-за фельдшерицы Людочки, что тебе фейс подправила. – Что запала в душу девка? – А, как узнал, что она по лейтенанту из разведроты сохнет, так и сам в нее напросился, решив, что именно это привлекает в нем девку.
Рыжиков промолчал.
– Ладно отдышались, пошли наших искать, только тише ступай, а то ломишься, как медведь, за километр слыхать, того и гляди на немцев нарвемся, – сказал младший сержант, определяясь в какую сторону идти.
Глава первая
В начале октября меня вызвали в Москву в верховную ставку. Меня это слегка напрягло, и всю дорогу я не переставал гадать, для чего понадобился верховному главнокомандованию. С собой я только взял ординарца, оставив вместо себя на корпусе генерал майора Вяземцева. Артур Николаевич вместе с Афанасием Петровичем Телепиным проводили меня до самого самолета. Мой зам по тылу, очень хотел лететь со мной, но корпус пополнялся людьми и техникой и потому нуждался в обеспечении всевозможными запасами, начиная с продуктов и кончая обыкновенными портянками, о боеприпасах и горюче смазочных материалах я вообще молчу, их нам как подразделению находящемся в резерве выдавали вообще мизер. Потому у Телепина забот был полон рот. Перелет был с двумя посадками, одна была запланирована для дозаправки, другая была вызвана непогодой и мне пришлось проторчать несколько часов, на полу заброшенном тыловом аэродроме, на котором мое появление вызвало целый ажиотаж. Меня приняли за представителя ставки и престарелый капитан комендант аэродрома, носился со мной как нянька пытаясь предугадать все мои желания, выделив мне для отдыха свою комнату, и повыскребая все свои заначки в виде дефицитных продуктов, чтобы не ударить в грязь лицом во время предложенного мне обеда. Дождь с грозой продолжался в течении нескольких часов и я начал опасаться, что мне придется задержаться в этом захолустье еще на сутки, ожидая когда просохнет взлетная полоса. Но пилот осмотрев её пришел к выводу, что взлет возможен и я решил рискнуть, тем более, что приближался, еще один грозовой фронт. На подмосковном аэродроме меня ждала машина, кроме водителя в ней был еще капитан НКВД, отдав честь он открыл передо мной дверь эмки, я по быстрому сел в нее, с другой стороны упаковав чемоданы в багажник сел мой ординарец. Примостившись рядом с водителем капитан обернувшись сообщил.
– Приказано доставить прямо к нему.
К кому именно я не стал уточнять, поскольку понял к кому именно, про меня снова вспомнили. Машина, миновав ряд ангаров выскочила на дорогу ведущею в город, начавшейся моросящий дождь, перешёл в ливень. Осень брала свое.
Я стоял перед огромной картой занимавшей, почти полностью одну из стен кабинета Верховного, и думал о том, что мои выкрутасы, с молниеносными атаками все таки довели меня до цигундера. Все таки прав оказался тот капитан комендант тылового аэродрома, приняв меня за представителя ставки. В итоге я им и оказался. И так я стоял и рассматривал карту, боевых действий Волховского фронта за спиной стоял Сталин с неизменной трубкой, а рядом за столом сидел генерал армии Мерецков.
– Вот Кирилл Афанасьевич послушаем, что нам скажет наш молодой товарищ. – Что еще можно сделать, для окончательного прорыва Ленинградской блокады. Сталин поднес ко рту трубку и затянулся. Потом выпустив дым, снова прищурившись посмотрел на меня ожидая ответа. А я не знал его, но сказать что то было необходимо. И я осторожно начал. – Для того, что бы дать какой либо совет, мне необходимо знать, точное положение на Ленинградском и Волховском фронтам. – Одно однозначно могу сказать, что из-за определенной местности, как то болот и Синявинских высот использование крупных танковых частей в ходе наступательной операции невозможно.
