Пять лет, как нет Петра с Россией;
Скорбит империя о нём.
Затем пять лет прошло стихией,
В правлении, забытым сном.
.
Шёл тысяча семьсот тридцатый,
Взошла тут Анна на престол.
Бирон её был провожатым,
Для Иоановны «крыл стол».
Стучал в окно ноябрь набатом,
В семье дворян родился сын,
В дворе, не так уж и богатом,
Мальчишка рос всего один.
Был худощавым и болезным;
Был нелюдимым, скрытным и….,
Его занятием известным … —
Водил солдатиков, в бои.
Имел он много разных книжек,
С утра до вечера читал.
Он не играл среди мальчишек,
Так как ещё был очень мал.
Его отец был подпоручик,
Гвардейский статский офицер.
Артиллерист, так скажем – «лучник»,
В России – лучший инженер.
Шло время, дети подрастали,
На службу срок пришёл идти.
Дворян заочно обучали,
За канцелярские рубли.
Дворянство брали в офицеры,
Оно из голубых кровей.
Оно совсем другой уж веры
От сапожищ и до бровей.
Вот уж шестнадцать Александру
Исполнилось, пора служить.
Его военному азарту
Пришла пора дела вершить.
Но не был в том отец уверен,
– «Какой из слабого боец?
Для канцелярии примерен»,
И в том его предел – венец.
Не примерим был Александр,
Стремленьем он хотел служить.
Он был предвестником Кассандры,
Не мог без службы, просто, жить.
Но вот сбылась мечта, и вскоре
Попал в Семёновский он полк.
Зачислен рядовым, в дозоре
Он показал не малый толк.
Водой холодной обливаясь,
Он выпрямлял былую стать.
Постясь, ни в чём не расслабляясь,
Смог всю стратегию познать.
Служил лет девять без излишеств,
И вот, поставлен на пример.
Не нужно не застольев, пиршеств,
Вот он уж русский офицер.
Шло время пятьдесят четвёртый
Пришёл и грянул вдруг войной.
Подполз прусак к России подлый,
И начался кровавый бой.
Суворов взял отряд «летучих»,
Он делал вылазки, набег.
Искал прорехи, прусов мучил,
Всегда, везде имел успех.
В конце войны Екатериной
В полковники представлен был.
Не славой сыт он был единой,
А в том, что хитрость находил.
Имея опыт за спиною…,
Ему доверили полки.
Полк Астраханский был, не скрою,
Затем и Суздальский, таки.
Он был отцом солдатам бравым,
Во всём всегда спешил помочь.
Наполнил службу смыслом здравым,
И увеличил её мочь.
Учил солдат своих смекалке:
«Уменьем бей, а не числом.
Не доверяй солдат считалке,
Спешите делать лишь добро».
– Душой одерживай победу,
Здесь руки, ноги не причём.
Между солдат он вёл беседу,
Сомкнувших круг своим плечом.
Вновь начались в округе войны,
Теперь с турецкой стороны.
Очаковская крепость в пойме,
Кинбурн с турецкой стороны.
Нет туркам в Днепр широкий хода,
Но их десант уж на косе.
Окопы роет до подхода
В лиманской узкой полосе.
Суворов был всегда спокоен,
Покров в октябрь не пренебрёг.
Он на молебен был настроен,
Обет христианина сберёг.
И уж потом задал он туркам,
Такого в битве стрекача.
Что ядра рвались к туркам гулко,
За пятки турок щекоча.
Два раза был Суворов ранен,
Но с саблей не слезал с коня.
И как бы не был враг коварен,
Он бил его во всю гоня.
Потёмкин битвой был доволен,
Его Суворов не подвёл.
Хотя в плечо был ранен, болен,
Но всё ж был бодрым и весёл.
На юге турок негодуя,
Собрал сто тысяч басурман.
У речки Рымник всё лютуя
Юсуф-паша надел тюрбан.
Сел на шелковые подушки,
Послал разведкой в степь гонца.
У крепости расставил пушки,
И пригубил слегка винца.
День проходил, и шёл к закату,
В клубах пыли спешил гонец.
Стуча копытами по плату,
Прибыл к визирю наконец.
Он впопыхах вбежал в покои,
Чтобы обрадовать пашу.
– О, визир, русские в простое,
В степях далёких, так скажу.
Их меньше нас в четыре раза,
Готовности, ну никакой.
Аллахом к битве путь указан,
Нарушим завтра их покой.
Ушёл гонец, визир в раздумье,
О почестях, наградах он.
Сошёл совсем на полоумье,
И впал в счастливый, сладкий сон.
Под утро он вскочил от шума,
«– О визир, русские кругом»,
– Услышал он, да где ж фортуна?
Аман! Аман! Аман! – наш дом.
Суворов скор к передвиженью,
Любил врасплох врага застать.
Он друг такому наважденью,
Врага старался в страх вогнать.
То там, то тут беснуют турки,
Потёмкин вновь отдал приказ:
– Разбить Измаил! эти чурки
Имеют что-то против нас!
Взяв по пути Фанагорийский
И Апшеронские полки.
Пошёл Суворов в путь не близкий,
Но и не дальний путь, таки.
Там в доле чистом при Дунае,
Стояла крепость Измаил.
Глубокий ров её скрывает,
И вал к ней путь отгородил.
Старик Суворов был не промах,
Он взял с собой вязанок воз.
(Весь хворост, после бурелома),
И лестницы с собой привёз.
Там в стороне от Измаила,
Возвёл военный городок.
С утра до вечера учила
Солдат сноровка, брать всё в толк.
И вот пред боем накануне,
Суворов к туркам шлёт посла.
– Не верьте, – говорит фортуне,
Она вам часто не везла.
Сдавайтесь, черти, нет ведь смысла,
Противиться и воевать.
Не стал Суворов ждать те числа,
Махмет их мог лишь нагадать.
И вот он в штурм средь зимней ночи,
На приступы пошли полки.
Картечью били, что есть мочи,
Разбили крепость на куски.
И вновь великая победа,
Внезапность, натиск и разгром.
Фельдмаршал этот – непоседа,
На небе ясном гулкий гром.
Ничто не вечно под Луною,
Прошёл Екатеринин век.
И нитью вышит золотою
В истории сей человек.
Но вот на трон восходит Павел,
Екатерины славный сын.
Он всё по – своему расставил,
И Гатчину восстановил.
Он вспыльчив, но всегда отходчив,
С ним князь Репнин, завистник был.
И Павлу часто, между прочим
Об Александре говорил.
Что он смеётся над уставом,
Мундиры не во вкус ему.
Что государство под ударом,
Такой, как он, тут ни к чему.
– Довольно! В Кобринское, в ссылку! —
Тут Павел в гневе осерчал.
– Пусть съездит отдохнёт в побывку
Чтоб здесь мне не воображал!
Едва Суворов здесь обжился,
Как предписанием агент.
К нему коллежский заявился,
Сказав, что кончен уикенд.
Пора в Кончанское именье,
Фельдмаршал не собрав вещей
Уехал в миг без промедленья,
Не пригубивши, даже щей.
И под Николенским надзором,
Стал наш Суворов проживать.
Окинувши именье взором,
Дубиху смог облюбовать.
Прекрасный двухэтажный домик,
Стоит на горке небольшой.
Удобная беседка, столик,
Ребят ватага, шумный рой.
С фельдмаршалом играли в бабки,
Бросали камушки вокруг.
И попадали в цель с накатки,
Для них Суворов – лучший друг.
Любил фельдмаршал во светёлке,
Бои былые вспоминать.
С ребятами сидеть у ёлки,
И тонкостям всем обучать.
Однажды вечером в стон вьюги,
Раздался чей-то гулкий стук.
Полковник Павла Толобухин,
Вручил пакет из первых рук.
Ну, вот и вызов долгожданный,
«…Виновного пусть бог простит…», —
Писал так Павел, друг желанный,
Да, было видно, что он льстит.
Писал: «Прибудь скорее в Питер,
Судьбу Италии реши.
Тебя заждался римский лидер,
Забудь былое, поспеши.
И он приехал, разобрался,
Собрал несметные полки.
К Вероне тот час же помчался,
Верона пала, у реки.
В Адде французы закрепились,
В местечке Сен-Джервазио.
Ну, а суворовцы явились,
