— Как ты думаешь, догонит? — спросил Сева друга.
— Не уверен, — покачал головой Петька, — велик хорош, но у гонщика сбито дыхание, да и сказываются последствия падения в кусты, плюс моего удара поддых. Шансов совсем нет, — и тоже вздохнул с огорчением, даже покачал головой, — ничего не поделаешь… Может, выйдем, чего клоуна разочаровывать?
— Ну, мы же торопимся на встречу поэтов?
— Есенин тоже был хулиганом, — нашёл важный довод Пётр.
— Мы торопимся, — авторитетно изрёк Всеволод.
— Ну, с этим не поспоришь… — наконец согласился товарищ, провожая огорченным взглядом отстававшего велосипедиста.
Вот и Есенинский бульвар. Они прошли мимо красной кирпичной многоэтажки с многими магазинами на первом этаже, перешли дорогу, и уже шли по аллее бульвара, засаженного с двух сторон прекрасными деревьями. Потихоньку подходили и другие люди, и молодые, и старые. У Севы же болела голова, он потер виски, пытаясь избавиться гнетущего ощущения. Опять он заметил невысокого молодого белобрысого улыбающегося мужчину, державшего в руке соломенную шляпу. Юный поэт лишь опять протёр глаза, прогоняя дурман.
Людей становилось всё больше, и Всеволод слышал и иностранную речь. Туристы с любопытством смотрели на десятки людей, собравшихся у памятника, да и притом не в центре Москвы.
— Знаешь, камрад, — начал Пётр, — местные гопники повадились между ног статуи веник засовывать.
— А зачем? — спросил парень, доставая из кожаной сумки фотоаппарат, любимый Fuji X-30.
— Трудно понять их дурацкие мысли, — Пётр только развел руки в стороны, — чужая душа- потёмки.
У мемориала стояли люди, готовые читать свои стихи, и в волнении повторяли про себя знакомые строчки. Они тихо шептали вирши, надеясь не забыть всё что им дорого, и то что они так хотят передать другим. Перед Севой стояла девушка, с каштановыми волосами до плеч, в синих джинсах и цветастой летней блузе, и модных теперь белых кроссовках. Он не удержался, и сделал её фото сзади, не спросясь. Было на что посмотреть, задница была крепкая и подтянутая, хотя бедра чуть широковаты. Возможно, она что- то услышала, и чуть повернула голову, и улыбнулась.
— Вы тоже поэт? — спросила она очень приятным глубоким голосом.
— Да, — честно ответил Всеволод, поспешно убирая камеру в сумку.
— Что — нибудь почитаете?
— Там много соискателей, — скромно заметил он, уже приходя в себя.
— Я вас запишу. Знаю тут среди жюри только Георгия, но он тоже вам поспособствует.
И она пошла к столику, где записывались в очередь выступающие дарования. Стояла толпа человек в двадцать, но их знакомая с кем -то пошепталась, и её отвели к столам, за которыми сидели бородатые и седые дядьки, типа маститые поэты.
Всеволод старался не терять её из вида, даже привстал от волнения, когда девушка пропала в группе людей. На неё было приятно смотреть, с таким телом, хоть поэт и пытался не пялиться на неё так уж откровенно. Он почувствовал ободряющее пожатие руки Петра на своем предплечье и увидел его довольную ухмыляющуюся физию.
— Я в тебя верил, брат, — прошептал он, — и ты не подвел. Огонь… — одобрительно сказал он, делая ободряющие гримасы, — не теряйся, это- главное. Лучше в кафешку сходите, — сыпал рацухами доморощенный ловелас.
Вдруг Петя закашлялся, и стал смотреть совсем в другую сторону.
— Записала, пошли, а то они твоего имени не знают, — заметила вернувшаяся красавица, — типа ты еще неизвестный.
Сева лишь посмотрел на друга, и не думая ни о чем, пошел к столику. Перед ним сидел с листком бумаги бородатый хипстер, вопросительно глянувший на поэта.
