1. Пролог
Пролог
Лето. На пляже в Сестрорецке неожиданная и такая редкая на Балтике жара. Белый плотный песок так приятно держать в руках. Чайки носились над морской поверхностью. Сосны шумели прямо над головой. Алла вытянулась на полотенце. Успела закрыть глаза. Сейчас главное - не уснуть. Если она выключится, то наверняка продрыхнет обратную электричку. Да и небезопасно это - спать прямо на пляже.
Волейбольный мяч от играющей неподалёку компании прикатился ей прямо под бок. Она аж села от неожиданности. Приложила руку "козырьком" ко лбу.
- Девушка, мячик подайте, пожалуйста! - крикнул ей высокий светловолосый молодой мужчина. Сгреб ладонью назад длинную чёлку. Надел кепку.
Алла замерла. Это он. Тот самый парень из метро. Или ей кажется? Сколько же лет прошло?
- Девушка, мячик!
Алла очень старалась хорошо подать мяч. Из положения сидя получилось так себе.
Блондин улыбнулся, показав крепкие белые зубы.
- Спасибо! Хотите с нами?
Алла изо всех сил помотала головой. Волейбол - это точно не её. Особенно в этом купальнике. Потому что вместо застежки у неё большая булавка. В таком на люди грех показываться, не то что в волейбол играть в компании нескольких крепких молодых мужчин и очень красивых девушек. Пялиться на них было неприлично. Хотя очень хотелось. Мама говорила, что за погляд денег не берут.
Блондин в новой попытке отбить мяч упал на песок. Встретился с ней взглядом. Встал. Отряхнул песок с живота и длинных ног. Опять широко улыбнулся и отсалютовал ей. Алла вспыхнула. Хорошо, что с такого расстояния он, возможно, и не заметил, как она покраснела. А вот что рассматривала, точно заметил. Алла перевернулась на живот и достала из сумочки книжку.
2. Глава 1
1.
Отец ходил по кухне вперёд-назад. Всего несколько небольших шагов, насколько позволяли аж восемь квадратных метров.
- Что ж ты, Юрий Алексеевич, имя-то не оправдываешь?
Родившийся двенадцатого апреля Юрий Алексеевич Бодровский десяти лет от роду сегодня снова не оправдал. Ни имени, ни фамилии, ни надежд родителей и учителей. Намылить доску за четыре года обучения не догадался ещё никто из его одноклассников.
Если бы это была первая выходка Бодровского-младшего, возможно, отец бы не так сердился. Но таких залётов за учебный год собралось больше десятка. Внушения не действовали.
- Юрий, ну что ж ты за человек? Вот все учителя говорят, что у тебя способности. А ты чем занят? Кто из тебя получится?
Юрка почти не слушал отца. Во всей этой пламенной речи его определённо радовал один факт. За этот вечер отец пока ни разу не сравнил его со старшим братом.
Как же Юрка ненавидел этот светлый образ Пашеньки! Ненавидеть брата, который был почти на десять лет старше, Юрке было стыдно. Но он ничего не мог с собой поделать. Будь Пашка жив, всё, наверное, было бы по-другому. И мама бы лучше себя чувствовала. И отец не вздыхал бы так горестно. А Пашка, если бы не болел, может, уже в училище учился. Или в университете. Но Пашка умер, когда Юрику было меньше года. У него был тяжёлый порок сердца.
Трагический уход старшего брата сказался на Юрке колоссально. Мать тряслись теперь над младшим, как над хрустальным. Отец сердился, что она растит тряпку и балбеса. И пытался быть строгим. Но у Юрки получалось ловко манипулировать обоими.
Отказа он не знал ни в чем. Фирменные шмотки. Отдых на море во флотском санатории каждый год. Мама работала в училище имени Фрунзе в библиотеке. Перешла туда, чтобы иметь возможность заниматься детьми. Отец служил в штабе флота. После коммуналки на Васильевском, которую Юрка и не помнил, своя трёхкомнатная квартира казалась чудом. Правда, далековато. Аж в Рыбацком. И мама ностальчически вспоминала "тот магазинчик на Большом проспекте".
- Значит, пойдёшь в Нахимовское! - отчётливо услышал Юрка прямо над своей головой, вынырнув из собственных мыслей, - Может, хоть там тебе мозги на место поставят.
- Лёш..., - как-то жалобно проговорила Юркина мама, всё это время сидевшая на краешке кухонного уголка, горестно поглядывая на сына, - Что ж так сразу... Ну какое Нахимовское? Он же не сирота.
- Это ты называешь "сразу"? Валя, это не сразу. Какой раз за год ты ходишь к директору? А? Кто дымовуху сделал? Ты его этому учила? Или, может, я? Он уже берегов не видит! Если бы брали раньше, я б уже договорился давно. Но только с пятого класса. До этого вообще с девятого только. Экзамены через десять дней.
- Я не пойду, - буркнул Юрка, - У него в планах был ещё тридцатый уровень стрелялки. А боеприпасов у его героя не осталось. И это было действительно важно.
- Пойдёшь! И учиться будешь! И человеком станешь!
3. Глава 2
2.
Утром субботы, когда нужно было ехать в училище на экзамены, у Юрки случилась тихая истерика. Он не плакал. Просто молчал. Его трясло. И пока ехали, и пока его и таких же пацанов-четвероклассников распределяли по классам, где надо было писать экзамены по русскому и математике.
Была, конечно, мысль саботировать этот процесс. Просто сдать чистый лист. Не поступил - и спросу никакого. Но за соседней партой лопоухий пухлый парень усиленно грыз ручку, потом черкал что-то в своих листах. Юрка посмотрел в задание. Ничего ж сложного. И представил, что вот тот толстый поступит, а он нет. Расклад так себе. Чувствовать себя хуже остальных Бодровский не привык.
Никаких приключений в средней школе недалеко от дома не предвиделось. А здесь явно затевался какой-то движ. От этих мыслей Юрка аж зарезал на месте. Эх! Отказаться же всегда можно. Он подвинул ближе лист с заданием. Ага. Задача на части. Ну, что там с ящиками конфет, проданными в первый день?
То, что всё это не шутка и не родительский эксперимент над ним, понял, когда оказался в списке зачисленных. Но совсем не в начале рейтинга. А окончательно дошло, когда мать открыла его шкаф и достала большую спортивную сумку. Юрка тогда вцепился в её руку и заревел.
Мама побледнела. Выпустила из рук вещи. Ушла на кухню и закрыла дверь. Юрка сел на край кровати. Оглядел свою комнату. Книжные полки, на которых рядом с "Тремя мушкетерами" ещё стояли "Сказки народов мира" и модели гоночных машинок. Шкаф с джинсами и футболками с диснеевскими персонажами. Письменный стол. Игровая приставка. От этого стало ещё тоскливее. Но отец своих решений не меняет. На душе у Юрки было погано. Сбагривают, значит. В интернат. Почти детдом. То, чем пугают балбесов и хулиганов. А с ним вот это случилось на самом деле. При живых родителях.
Утирая кулаками слёзы, Юрка сам побросал в сумку всё, что было по списку. Обулся. Глянул на закрытую дверь кухни. Проверил карточку* в кармане. И поехал в училище сам. Сначала на трамвае до метро. Потом от Горьковской шёл пешком, ориентируясь на "Аврору".
