Мы крадемся…., две тени… меж высоких деревьев, под ногами хрустят сухие сосновые иглы, разводя руками бархатную тьму, словно прибрежную речную воду… два отчаянных пловца ныряем в эту тьму – собравшись с духом, два сердца стучат в унисон, впереди старый деревянный забор, за ним то, что встречают отважные герои в страшных сказках. Мы дети, мы верим в сказки. Мы дети, мы верим, что страшное не может случиться с нами, оно всегда по ту сторону забора… за пределами сознания или осознанного мира. Мы, это я и Вовка. И это воспоминания моего детства…. Они похожи на корабли… бороздящие глубины времени, твоего или моего, они всегда внутри, но иногда выплескиваются наружу и становятся чем-то вполне материальным.
*
Я думаю, что некоторые люди похожи на корабли. Их прибытие в твой порт – важнейшее событие дарованное жизнью. Не всегда ты это осознаешь сразу. Иногда для этого нужны годы, чтобы повзрослеть, поумнеть, наконец – набраться жизненного опыта и понять – однажды…. что ты потерял когда–то… или приобрел, ведь такой человек – корабль навсегда оставляет в тебе след своего пребывания, отпечаток своего уникального мира, образ – настоящего человека, которого ты потом неосознанно ищешь остаток жизни.
Вовка был для меня таким человеком… Его образ – образ верного друга детства: веселого шалопая одиннадцати лет от роду, импульсивного, любящего всевозможные тайны, знающего и умеющего рассказывать такие истории, от которых ветер в волосах, мурашки по телу, и кажется, что черта между миром взрослых и детских фантазий безмерно тонка, стоит лишь набраться смелости, и сделать шаг…
Как сейчас помню – круглолицый и черноглазый – похожий на цыганенка, гуттаперчевый и подвижный как ртуть, улыбчивый, искренний и отважный, все это мой Вовка…
Мы вместе сосланные уставшими родителями в пионерский лагерь на все лето, осваивали эту неведанную территорию как чужую планету, или незнакомый мир, прозванный в нашей реальности – «Лесной поляной». «Лесная поляна» (типовой панельный корпус – отпечаток советского конструктивизма с палатами на четыре и десять человек, просторной светлой столовой и актовым залом, где проходили пионерские линейки под стук барабанов и пение горна) она уже порядком обветшалая и по современным меркам убогая имела огромное для детского восприятия преимущество, так как находилась посреди настоящего соснового леса – в самой его гуще, будучи гармоничной его частью, или единым целым.
Так, огороженное дырявым забором пространство, мало отличалось от того, что было за ним: все тот же лес с зарослями колючей малины, кустами черники и земляники, огромным пирамидальным муравейником, золотыми корабельными соснами поющими от касания ветра, потаенными ложбинками – заросшими слоноподобными лопухами и папоротником, и остатками старых – уже полусгнивших строений – одно из которых когда-то было открытым деревянным театром, а другое – складскими помещениями. В общем лес был, а поляны, по сути – не было, мы жили в плоском панельном двухэтажном каменном доме в лесу.
В нашем лесу, кипела настоящая жизнь. Здесь кроме нас пионеров, и приставленных для присмотра вожатых – воспитателей, водились обыденные – бесстыжие рыжие белки, достаточно упитанные – пугливые палевые зайцы, разношерстные и разнообразные в нелепом скрещении генов – безумно добрые бездомные собаки, которых мы регулярно подкармливали сквозь щели проломленного и обветшалого забора недоеденными котлетами и ворованным с кухни хлебом, смело трогая детскими розовыми ладошками их горячие носы, и свалявшийся от грязи собачячий мех.
Была здесь и своя – потаенная – скрытая от мира взрослых жизнь, вошедшая в местный детский фольклор и ночные кошмары тех, кто умудрился случайно или вполне преднамеренно встретиться с ней наяву.
Ты можешь в это не верить…. Я верил когда-то, а потом забыл, когда стал взрослым, или просто перестал верить, но так и никому не рассказал….
Не знаю почему, мы никогда не рассказывали взрослым: ни вожатым-воспитателям, не своим родителям, о «черном волке» и «человеке в сером плаще».
О черном волке знали немногие из нас, и никто и никогда его не видел, хватало простого ощущения присутствия этой темной сущности в пределах данной Эйкумены. «Черный волк», возможно по определению – рожденный детскими страхами темноты и неизвестности, он был сгустком прожорливой и опасной тьмы, первобытным кошмаром или просто – глупой страшной сказкой, придуманной кем-то – когда-то, если бы не те же прикормленные нами бездомные собаки… Иногда, когда, мы с Вовкой или другие ребята тайком гуляли вдоль забора перед отбоем или уже после отбоя – потихонечку выбравшись из окон своей палаты, пока взрослые спали, …. Иногда, мы неожиданно, чувствовали порыв холодного ветра в лицо, как удар мокрым полотенцем. И дружелюбные собаки, при встрече нас всегда искренне виляющие своими нелепыми хвостами, вдруг начинали жалобно поскуливать и лаять на темноту, мы тут же брали ноги в руки, и, давя в себе панический постыдный девчачий визг, бежали – крепко взявшись за руки, туда, где мир взрослых обещал защиту, туда где был свет фонарей, помогая друг – дружке карабкались в окно своей палаты, щелкали задвижкой, а на полу у самого окна рисовали кусочком специально припасенного белого мела прямую черту, за которую как мы искренне верили не должно и не может проникнуть никакое зло, в том числе «черный волк». Почему «черный волк», не знал ни кто из нас, это имя передавалось из уст в уста, из смены в смену, от отбывающих, к новичкам, по большому секрету. Нам передал этот секрет Егор, рыжий такой, вихрастый – серьезный пацаненок, примерно нашего возраста. Не знаю, почему из всех вновь прибывших он выбрал именно нас двоих, но эта тайна сплотила нас с Вовкой, заставив держаться вместе, прикрывая спину друг – друга, после того как назвавшийся Егором убежал и заскочил в отбывающий домой автобус под ругань вожатых-воспитателей и веселое улюлюканье других ребят.
Егор говорил, что «черного волка» можно было только ощутить…., но не увидеть. От этого он не менее, а может быть, еще более, казался по настоящему – опасным и страшным…, этот «черный волк», а вот «человека в сером плаще» видели с десяток наших ребят, его видел и Вовка, но больше всего «человек в сером плаще» любил показываться девочкам. Обычный на первый взгляд, среднего возраста и невысокого роста мужчина, с большой проплешиной на голове, с блеклыми какими – то – бесцветными волосами и белесыми рыбьими глазами. Он говорил низким ласковым голосом, и казалось, словно паук заманивает тебя в свою паутину, шевеля узкими бледно-розовыми губами. А в самый неожиданный момент, он распахивал свой плащ… Девчонки, говорили, что там у него лошадиные ноги, с копытами и хвост (они верили, что он черт, тот которого они сами вызывали на ночь, чтобы задать эти «важные женские вопросы» или загадать желание). Вовка уверял, что, под плащом «серого..» – просто тщедушное голое тело, как у обычного мужика в бане и ничего интересного или ужасного. Но все равно «человек в сером плаще» был злом, мы конечно не понимали этого, но чувствовали как «черного волка», он был существом той же природы, опасностью, что таится там за забором, то о чем не принято говорить со взрослыми… Почему? Потому что они все равно не поверят, будут смеяться над твоими «пустыми» страхами, а если вдруг на секунду поверят, то, наверное, испортят всю сказку… ведь жизнь в лагере была похожа на сказку, ту что иногда нам читали на ночь родители. А нам, так хотелось прикоснуться к этому самому сказочному инобытию, именно для этого мы строили тайные убежища в развалинах открытого театра из старых досок, фанеры и кусков полиэтилена, устраивали опасные экспедиции за забор до отбоя и после…, а еще… искали настоящий клад.
