Обычно мисс Полли Харрингтон избегала суетливых движений. Она очень гордилась своими изысканными манерами и ценила уравновешенность превыше всего. Но в то июньское утро мисс Полли вошла в кухню немного торопливо: сегодня она действительно спешила.
Нэнси, которая в это время мыла посуду, посмотрела на нее удивленно. За те недолгие два месяца, что она успела проработать на кухне у мисс Полли, Ненси усвоила, что хозяйка не отличается особой торопливостью.
– Нэнси!
– Да, мэм? – бодро откликнулась Нэнси, продолжая полоскать кувшин.
– Нэнси, – голос хозяйки звучал очень строго, – когда я обращаюсь к тебе, ты должна немедленно отложить все дела и внимательно слушать, что я тебе говорю.
Нэнси покраснела от смущения. Она быстро поставила кувшин рядом с раковиной, но чуть его не перевернула, случайно задев тряпкой, отчего смутилась еще сильнее.
– Конечно, мэм. Да, мэм, – пробормотала она, ставя кувшин на место. – Я продолжала работу лишь потому, что Вы сегодня утром сами велели поскорее закончить с мытьем посуды.
Хозяйка нахмурилась.
– Нэнси, довольно. Ты можешь выслушать меня внимательно, без пререканий?
– Да, мэм, – подавила вздох Нэнси.
Сможет ли она когда-нибудь угодить этой строгой даме? Раньше Нэнси не приходилось подрабатывать. Но после того как ее отец неожиданно скончался, больная мать осталась одна с четырьмя детьми, и Нэнси, как старшая из них, была вынуждена хоть как-то помогать семье. Поэтому она несказанно обрадовалась, когда нашла место на кухне в большом доме на Холме. Сама она была из района Куличек, в нескольких милях отсюда, и о мисс Полли Харрингтон слышала лишь как о хозяйке старинного поместья Харрингтонов и как об одной из самых зажиточных жительниц этого города. С тех пор, за два месяца работы, Нэнси открыла для себя, что мисс Харрингтон была чопорной дама с угрюмым лицом, которая хмурилась при звуке упавшего на пол ножа или хлопнувшей двери. Но даже если ножи лежали на своих местах, а двери не хлопали, улыбка все равно никогда не появлялась на ее лице.
– Когда разделаешься с обычными утренними обязанностями, – продолжала мисс Полли, – приведи в порядок комнату в мансарде, что напротив лестницы, и застели там детскую кроватку. Хорошенько подмети и вымой пол. Само собой, после того, как вытащишь все из сундуков.
– Хорошо, мэм. А куда перенести вещи из сундуков?
– В дальнюю часть мансарды…
Мисс Полли задумалась, а затем добавила:
– Впрочем, я могу сразу тебе сказать, в чем дело. Ко мне переезжает моя племянница, мисс Поллианна Виттьер. Ей одиннадцать лет, и это она будет спать на мансарде.
– Мисс Харрингтон! Сюда приедет девочка? Как здорово! – воскликнула Нэнси, вспомнив о своих младших сестренках, которые озаряли солнечной радостью ее родной дом на Куличках.
– Здорово? – желчно откликнулась мисс Полли. – Пожалуй, это не самое уместное слово. Однако я, как порядочная родственница, намерена сделать для нее все, что предписывает мне долг. Надеюсь, никто не сможет упрекнуть меня в отсутствии доброты.
Нэнси словно водой окатили.
– Разумеется, мэм. Я просто подумала, что девочка в доме могла бы стать для вас… утешением.
– Спасибо, – сухо ответствовала дама. – Я не нуждаюсь в утешении.
– Но вы ведь хотите взять ее к себе, – рискнула предположить Нэнси, – дочь…вашей сестры?
Нэнси чувствовала, что должна подготовить благоприятную почву к приезду этой маленькой одинокой девочки.
Мисс Полли надменно вскинула голову.
– Вот еще скажешь! То, что моей сестре хватило ума выйти замуж и нарожать никому не нужных в этом и без того переполненном мире детей, еще не значит, что я должна хотеть о них заботиться. Другое дело, как я уже заметила, что я не забываю о своем чувстве долга.
– И смотри мне, чтоб в углах не осталось пыли, – строго закончила мисс Поли и вышла из кухни.
– Да, мэм, – со вздохом сказала Нэнси, и вновь принялась за почти высохший кувшин, который теперь нужно было заново полоскать.
Вернувшись в свою комнату, мисс Полли вновь достала то самое письмо, которое два дня назад пришло из далекого западного городка и принесло ей неожиданное и неприятное известие. Письмо было адресовано мисс Полли Харрингтон, Белдингсвиль, Вермонт и содержало следующий текст:
«Уважаемая госпожа Харрингтон! С прискорбием сообщаю Вам, что преподобный Джон Виттьер скончался две недели назад, оставив единственного ребенка, девочку одиннадцати лет. Из какого-либо имущества она унаследовала от отца лишь несколько книг, ибо, как Вам, несомненно, известно, покойный был пастором маленькой церкви при миссии и получал весьма скромное жалованье. Таким образом, дальнейшая судьба его ребенка совершенно неясна.
Я полагаю, что безвременно упокоившаяся жена преподобного Джона Виттьера приходилась Вам сестрой. Он рассказывал мне, что Ваши семьи пребывали не в лучших отношениях. Тем не менее, он верил, что, в память о Вашей покойной сестре, Вы пожелаете принять ее дитя, чтобы воспитать сироту у себя на Востоке, где ее корни и родня. Исходя из этого, я к Вам и обращаюсь.
Ко времени, когда Вы получите это письмо, девочка будет готова к отъезду, если Вы изъявите желание принять ее. В этом случае мы были бы Вам очень признательны за незамедлительный ответ, поскольку одна местная супружеская чета как раз собирается в Ваши края. Эти люди могли бы довезти девочку до Бостона, где посадили бы ее на Белдингсвильский поезд. Разумеется, о дате приезда Поллианны и номере ее поезда Вы будете извещены своевременно.
В надежде на скорый благоприятный ответ, остаюсь искренне Ваш,
Джеремайя О. Уайт».
Нахмурившись, Мисс Полли сложила письмо и спрятала его обратно в конверт. Ответ она отправила еще вчера, сообщив мистеру Джеремайе О. Уайту, что, конечно же, примет ребенка. Она надеялась, что ее чувство долга окажется достаточно сильным, насколько тягостной бы ни была свалившаяся на ее плечи обязанность.
Сейчас, сидя с письмом в руках, она вспоминала свою покойную сестру Дженни, мать этой самой девочки. Мисс Полли мысленно возвращалась ко времени, когда двадцатилетняя Дженни, вопреки мнению семьи, настояла на браке с молодым пастором. А ведь за ней ухаживал состоятельный жених, которого родители, в отличие от Дженни, считали более достойной партией. Но Дженни и слышать о нем не хотела. Состоятельный жених, благодаря более солидному возрасту и деньгам, обладал необходимым опытом и положением, тогда как у пастора имелась лишь голова, полная юношеских идеалов, и сердце, преисполненное любви и восторгов. Дженни предпочла последнее – что, возможно, вполне естественно – и вышла замуж за пастора. Став женой миссионера, она отправилась с ним на Юг.
После этого всякие отношения были разорваны. Мисс Полли хорошо помнила, как все происходило, хотя ей, самой младшей в семье, тогда едва исполнилось пятнадцать. Семья больше не интересовалась жизнью жены миссионера.
