Раньше я краем уха что-то слышал о республике Ужупис.
Это такой райончик в городе Вильнюсе, который в шутку объявил о своей независимости, выбрал президента, премьер-министра, министра иностранных дел и даже королеву, единственная, но почетная обязанность которой – «красиво сидеть».
Ужупис имеет свои собственные: гимн, флаг, герб, денежную единицу, армию из двенадцати человек, конституцию, в которой сказано, например, что «человек имеет право лениться» или что «человек обязан помнить свое имя».
В общем, прикольно. Но больше ничего я об этой республике не знал.
Случилось так, что с Ужуписом мне пришлось познакомиться непосредственно.
Несколько лет назад я поехал в Вильнюс. Не полетел самолетом, а именно поехал. На поезде. И тут не могу не побрюзжать.
Стало как-то скучно летать самолетами. Пассажир в самолетах пошел какой-то неразговорчивый. Угрюмый и деловой. Или сонный.
Больше всего в самолетах меня раздражает молчаливое выяснение отношений локтями.
Возможны четыре варианта.
Вариант первый. Ты уселся в самолет одним из первых и успел удобно положить локти у основания подлокотника. Скромно, но властно.
Вариант второй: это место уже скромно, но властно занял локоть соседа, и ты, как сиротка, пристроил свой локоть на краешке подлокотника.
Вариант третий: твой сосед имеет очень толстые локти и очень наглый характер, а значит – он по-пахански занял весь подлокотник, и ты гордо и обиженно сложил руки на груди.
И, наконец, вариант четвертый: толстый, наглый пахан – это ты, и обиженно гордится твой сосед.
И ни в каком гражданском или уголовном кодексе ничего не сказано про локтевые права соседей по самолету.
И какие уж тут задушевные беседы в этих локтевых аэроджунглях?
Кроме того: даже если вдруг тебе уж и приходится беседовать с боковым конкурентом по локтю, то непременно с перманентно свернутой набок головой. А это ужасно.
Один раз, когда я летел в Америку, мне пришлось восемнадцать часов беседовать о соблюдении демократических прав и обязанностей граждан РФ и США с одним американцем. Улыбчивым придурком из Джорджсити, штат Оклахома. Более занудной, долгой и бесполезной беседы в моей жизни не было.
Да еще трое суток после этой оклахомской пытки я ходил со свернутой влево башкой и мучительно-дебильной улыбой с правой стороны лица.
То ли дело – если ты в поезде, особенно в купе!
Конечно, сосед по верхней полке может, слезая с полки, сделать тебе сначала хук пяткой в нос, а потом апперкот коленом в ухо. Но это – факультативно. Да к тому же после этого нокдауна в 99 % случаев сосед начинает самым куртуазным образом извиняться. А ты, конечно, начинаешь говорить, что нос – это ерунда, что он у тебя и так сломан, и что в припухшем ухе даже есть некий шарм и обаяние.
И между вами обязательно завязывается милейшая беседа, и всегда о чем-нибудь крайне интересном и приятном.
И при этом не надо, как йог-паралитик, сворачивать набок шею. Потому что твой сосед по купе – вот он, сидит напротив и улыбается доброй улыбкой Айболита. И все ваши четыре локтя мирно лежат на столике. А между вами стоит, к примеру, ладошка кизлярского коньячка. И с этикетки Петр Иванович Багратион с сочувствием и завистью смотрит на аккуратно нарезанные, скажем, лимончик и сервелатик. А за окном несутся, предположим, бескрайние осенние просторы: рубиново-золотые россыпи лесов и жемчужно-аквамариновые небесные дали…
Словом, поезд есть поезд. И этим все сказано.
Про коленки, лимончик и Багратиона я вспомнил, потому что почти все именно так, хотя и с некоторыми модификациями, произошло несколько лет назад, осенью, когда я ехал поездом Москва-Вильнюс.
Нас в купе было всего лишь двое: я и мужчина лет пятидесяти с затаенно озорным, но очень интеллигентным лицом. Лысый, в очках и с серебристой седой эспаньолкой.
– Здравствуйте, – сказал он, заходя в купе.
И в этом «здравствуйте» угадывался едва уловимый, но веский, как капля коньяка в кофе, прибалтийский акцент.
– Здравствуйте, – быстро свесился я с верхней полки и с присущей мне ловкостью смазал прибалту локтем по лысине. Удар, к счастью, получился скользящий и легкий.
– Ой, извините, ради бога! – воскликнул я.
– Ничего страшного. Каждый человек имеет право на неосторожность. – Мужчина улыбнулся.
– Простите! Я честное слово…
– Я уже вас простил. Лысые люди имеют право прощать не лысых. И наоборот. Меня зовут Альгирдас. Альгис.
– Владимир.
– Очень приятно.
– Очень приятно.
Мы пожали друг другу руки. И поезд тронулся.
– Ну что ж, дорога нам предстоит долгая, Владимир. Думаю, каждый пассажир поезда имеет право в дороге немножко выпить. Как вы относитесь к трауктине?
– Мне очень стыдно, но я не знаю, что это такое.
– Ничего удивительного. Не каждый человек на земле знает, что такое литовская трауктине. Но каждый имеет право рано или поздно ее попробовать. Трауктине – это настойка. Я предпочитаю трауктине «Трейос девинерис».
– Знаете, Альгис, я не знаю литовского языка, но по образованию я лингвист. И сдается мне, «Трейос девинерис» переводится как «Три девятки».
– Очень рад познакомиться с человеком, обладающим уникальной способностью переводить с незнакомого ему языка.
Он достал из дипломата бутылочку зеленоватого цвета, на которой были изображены три девятки: маленькая, большая и снова маленькая.
