Есть ли на свете нечто более прекрасное и одновременно более ужасное в своей загадочности, чем человек?
Дорогой читатель!
Перед тобой сборник коротких текстов, каждый из которых является законченной зарисовкой, обладающей чертами художественной фотографии, как будто созданной для передачи реальному или абстрактному адресату. Мой сборник «Посланий» озаглавлен так неслучайно:
«Послание – это поэтический жанр: стихотворное письмо, произведение, написанное в форме обращения к кому-либо и содержащее призывы, просьбы, пожелания» – так говорят об этом жанре литературоведческие словари1.
Обращение к нему оказалось очень удобным способом для творческого обращения. Заложенная в природе жанра диалогичность создаёт собственное локальное – но вместе с тем открытое – творческое пространство. В нём можно свободно творить, обращаясь к мнимому собеседнику – не боясь при этом остаться без ответа. Призрачный образ собеседника всегда незримо присутствует рядом – таким, каким мы хотим его представить. Он податлив воображению и внимателен. Он – всегда живой благодарный слушатель.
Жанр послания, как сплетение сокровенного и вместе с тем самого важного, того, о чём необходимо заявить здесь и сейчас, оказался в итоге достаточно открытым к расширению своих границ – так, его очертания (на стыке с жанром письма) проявляются и в прозаических текстах, по своему характеру напоминающих запечатление момента, некую фотографичность. Они сами – красочные иллюстрации жизни. Именно это окажется ценным качеством, когда речь зайдёт о лицах, к кому обращены те или иные строки.
В наше время письма – даже в форме мессенджеров – стали обыденностью, а по своей форме растворились в потоке непокорной художественным канонам речи. Послания в этом случае несут более сокровенный и локальный характер, они – крик (не)отчаявшегося в пустыне. Человек пишет послания, потому что он одинок – или же хочет поделиться чем-то с Другим, больше вкладывая смысла в саму суть этой связи, чем в передаваемое содержание.
Чередованию лиц вокруг нас нет конца, к каждому не обратишься лично, однако попытаться всё же будет увлекательно. Это путь длинною в жизнь, и пройти его стоит – в его финале нет ничего ценнее, чем человек, собеседник, Другой. Он сам – есть самоцель, ведь не видя перед собой портрета Другого сложно представить и Себя.
«Случайные лица,
Беспечные лица –
То, что окружает нас ежедневно. Нам от них
…некуда деться,
И некуда скрыться2
И не нужно.
Цепи сброшены, оковы сняты, а галерея лиц предстаёт во всём своём многообразии – не оглядываясь на формальные рамки жанра. Особо значимо для меня стихотворение «Поэту» – оно целиком посвящено творчеству. Оно претерпело много изменений за эти годы, росло вместе со мной и потому является очень важной частью этого сборника, поскольку обращено и ко мне в том числе.
Трудно говорить о чьём-то конкретном влиянии на соединении нескольких разрозненных зарисовок в предлагаемую подборку, скреплённую общим обращением к непонятному Другому. Любое стихотворение или прозаическая зарисовка строились в ответ на будто посланный извне сигнал: будь то запоминающаяся строчка из стихотворения Марины Цветаевой, впечатление от блестящей музыкальной постановки московского театра, сборник рассказов незнакомой девочки, моей ровесницы, которой уже нет.
Особым для меня стихотворением в прозе является – ввиду своей жанровой особенности – переходный текст «Молчи, душа». Всё ещё обладающее лирическим сюжетом, оно усложнено прозаической метризованной формой и наличием эпиграфа. Лирический тон имеют и последующие за ним зарисовки, пусть в них метр является менее выраженным – именно поэтому я позиционирую данную подборку, как имеющую ярко выраженный лирический характер.
Многие тексты из сборника усложнены более расширенной системой сюжетов и героев. Так, завершают подборку два текста, которым я вовсе не желаю навсегда кануть в забытье, не найдя своего читателя. В рассказах «Белокровие» и «Зеро» нет посыла конкретным людям – причины, побудившие меня написать их, заключались в желании найти, быть может, главное лицо, к кому неосознанно тогда обращалась. Это самые главные послания – к Читателю. Ведь Автор уходит, а адресаты собранных им писем остаются – хотя бы в воспоминаниях, в строках. И им не будет конца.
Хочу напоследок выразить надежду на то, что все начертанные в ней лица по мере чтения хотя бы ненадолго прояснятся перед тобой. Если же я выполнила эту задачу, значит, я добилась цели.
Как писателя.
Как ищущего.
Как человека.
Я не Марина3, не Мюссе,
Что исповедал сына века.
Я знаю лишь, что человека
Не запереть в одном эссе.
Дана А.-Кубрак
Молчи, скрывайся и таи
Все чувства и мечты свои,
(Ф.И. Тютчев)
успей, не дай сорваться, не столкни над пропастью в туманном сером море.
Молчи, душа моя, всё сказано тобою. В миноре торопливо, без потока лжи – безжалостно, до ужаса, до дрожи – справедливо.
Беги, душа моя. Беги из мира, что в тебе забыт и посерел давно бесповоротно. В нём – шум и скрежет чужеродный. А ещё – всего лишь жизнь, забытая, забитая, словно не моя. Ещё не лишённая надежды.
Она дразнит и мстит мне – ни за что – ни на что не смотря.
А я – отвечаю ей тем же.
Ни слова, душа. Отныне больше ни слова. С интонацией – той, (моей?) – мне знакомой. А теперь – такой чужеродной, пустой, не играющей роли ни в чём. Ей бы только в море.
Туманное, безмолвное, уже не живое.
Мысль изречённая есть ложь. Поэтому молчи. Молчи внутри и меня не трожь боле, и без тебя тошно. Будь осторожней, молчи, вместе с тем не растеряй груз мира, что в тебе всё же заложен – серого и забытого, кем-то (мной?) когда-то любимого.
Прости, душа, себя, что растворившись в себе самой, и жизнь без остатка утянула.
Поглотила, не успела, подтолкнула к краю обрыва на краю туманного дня.
Итак, я [больше не] стою у жизни на краю. Но лик её – пусть в этот миг – прекрасен. Не для меня, но для других – на их беду.
Постой, душа. Я за тобой, в туман – он от твоей скорби красен –
иду.
07/V – 22.
Ты – не молчи, кричи и не стихай. В молчании опасность, в молчании – страх, который, сколько ни скрывай, задушит жизни ясность на корню. У края – жизни, ужель она успела? – стою, молчу, отныне, а право голоса тебе всецело
