«Я на Чукотку хочу, понимаете?»
Из Хабаровска в Магадан вылететь было невозможно. Толпы людей. Такого количества народа, сидящего на бревнах, на досках, я не видела. Кто-то с кем-то ругался, кто-то плакал. У меня был билет куплен заранее. И я с этим билетом прорвалась внутрь здания. Смотрю, какой-то летчик вроде идет, в летном таком одет. Я уцепилась за его локоть.
– Вот, у меня билет! – показываю одной рукой. – Пожалуйста, скажите мне: что тут творится? Почему я по своему билету не могу улететь?
– Потому что нет самолетов. Нет самолетов на Магадан!
Я иду за ним. Он пытался оторвать мои руки. Но не тут-то было, я вцепилась накрепко в его локоть. Он идет в служебное помещение. Я так и вплыла с ним в это служебное помещение. Говорю:
– Ну, как-нибудь можно улететь? Ведь мне же выходить на работу. Меня не примут тогда, что я буду делать?
Он оглядел меня, и, видно, ему меня жалко стало. У меня косички еще такие были, хвостиками завязанные. Девчоночьи. Не походила я, конечно, на журналиста, да и вообще на какого-то специалиста серьезного. И ему, видно, стало меня жаль. Мы вошли в какую-то служебную комнату. И он вдруг говорит какому-то человеку, тоже в летной форме:
– Разрешите мне взять ее с собой. У нее билет есть. Ну, как ей тут, в этой толпе? Что ей тут делать? Я в кабину ее посажу.
Ему дали добро. И я уже не отходила от этого летчика ни на шаг. Прилетела я в Магадан поздно, нашла таксиста, говорю:
– Мне, пожалуйста, гостиницу, которая ближе к обкому партии. У меня направление, бумага, что я направляюсь в обком партии для работы на Магаданском радио корреспондентом.
Приезжаю в гостиницу, там полно народу, сидит тетка и говорит:
– Мест нет.
– Как это нет? Вот у меня такая важная бумага!
Тетка повторяет:
– Ничего нет.
Я тогда поставила свой чемодан возле нее и сказала:
– Если пропадет, отвечать будете вы! Вот тут свидетелей много!
Я у кого-то спросила:
– Где обком?
И помчалась туда. Открываю дверь, вихрем влетаю. Поздно уже, после часу ночи дело было. Вижу впереди белую лестницу. Несусь, как угорелая, к этой лестнице. Уже несколько ступенек одолела. Вдруг меня догоняет милиционер, который на входе внутри стоял. Хватает за локоть:
– Вы куда? Там никого нет, – и стаскивает с лестницы.
Я ему достаю бумагу:
– Как это никого нет? У меня мама работает библиотекарем в парткабинете при райкоме партии, там всегда есть дежурные! А в вашем заштатном обкоме что? Нет даже дежурного? Есть наверняка. Что я, на лестнице тут буду ночевать? Или возле вашего поста? Куда мне деваться? Я же в обком направлена.
И вдруг с лестницы какой-то голос мужской слышится:
– Пропустите.
Я вырвалась и скорее на лесенку. Стоит мужчина. Мы с ним поздоровались. Он задает вопрос:
– Что у вас?
Я ему протягиваю бумагу. Он читает:
– «Куркова Изабэлла Алексеевна направляется для работы на радио в обком партии». Ну, идемте. Поздно уже, но идемте. Небось голодная?
Я смотрю: два часа ночи по магаданскому времени. Есть хотелось, но спать хотелось больше всего. Мы поднимаемся в какой-то кабинет. Приносят чай и какие-то бутерброды. А он возле телефона ходит. Тогда были такие большие белые телефоны, с длинными проводами. Он ходит, с кем-то разговаривает. А я даже не обращаю на этот его разговор внимания. Я еще на лестнице ему сказала:
– В вашем Магадане я все равно работать не буду! Я уеду на Чукотку.
– На какую Чукотку, когда написано: Магаданское радио?
– Я на Чукотку хочу, понимаете? Не хочу я в вашем городке работать. Жуткий город. Некрасивый. В нем жить просто неинтересно.
– Ну вы даете!
Я ему успела рассказать, как добиралась до Магадана. Я допиваю свой чай. И он говорит:
– Все, едем. Я сейчас вас довезу до гостиницы.
– Меня поселят?
– Поселят.
– Хорошо, если меня поселят. А дальше что?
– Дальше в десять утра вы придете на радио, оно находится рядом с обкомом партии. Придете к руководству. Дальше все узнаете.
– Но я не буду на радио работать.
– Вот дальше все и узнаете.
Меня поселили в гостиницу. Утром я встала чуть свет, привела себя в порядок. Я стиляга была тогда, волосы у меня были зеленым цветом покрашены. Мне показали, где радио, и я прибежала туда. А там уже переполох. Меня схватили – и к начальству в кабинет. Я с порога говорю начальнику:
– Я у вас работать все равно не буду.
– Что вы себе позволяете? Врываетесь ночью к первому секретарю обкома Афанасьеву. Ночью! И устраиваете там шум! Он сегодня с утра из-за вас чуть не уволил директора Магаданского авиапредприятия.
– Правильно сделал. Таких гнать надо. Как люди могут столько терпеть?
– Золото открыли. Вы понимаете, золото открыли! А где самолеты взять, чтобы всех перевезти, кто едет сейчас на прииски работать?
– Все равно надо о людях думать.
Я тогда не понимала, что такое первый секретарь обкома, да еще Магаданского. Это был очень могущественный человек. Павел Яковлевич Афанасьев[1] его звали.
Радийщики мне говорят:
– Приступайте к работе.
