Серым сентябрьским утром Алексей проснулся с часто посещавшей его в последнее время головной болью. Утро определенно не располагало к себе, оно будто не замечало ничьего пробуждения, и оттого Алексею не хотелось обращать на него никакого внимания, как на неприятного соседа, но и уйти обратно в сон не получалось.
– Утро туманное, утро седое, – не вкладывая тургеневского смысла в слова, Алексей пошутил, как ему показалось, тонко, чтоб поднять себе настроение, и лениво сел, сунув ноги в тапки.
Алексей был студентом третьего курса филологического факультета. Выбрал он сие направление, как и большинство студентов нашего времени, не по разумению, но по воле случая, как он сам шутя говорил: «Поступил потому, почему яблоко падает осенью с ветки», – ловко, опять же, как ему самому казалось, показывая свое знание наших классиков. Вскоре после поступления Алексею, как ни странно, полюбилась филология во всех ее проявлениях, но любилась она в свою очередь только под настроение, которое было крайне переменчивым.
Проживал, не желая того, но не имея возможности переехать, с родителями. Внешностью обладал рядовой с элементами угловатости: худое телосложение, острый нос, короткие, темные волосы, рост выше среднего, и так далее. Может быть, только глаза обращали на себя некоторое внимание своим резким, смешливым вопрошанием. Часто перед другими сравнивал себя с Северяниным, когда беседа приближалась к вопросу антропологии, тем самым будто бы ловко ставя этот вопрос в ряд крайне незначительных перед, как он сам говорил, «вопросами внутреннего потенциала». Схожесть же между ним и поэтом, как было замечено одним из его знакомых, была такая же, как схожесть между страусом и жирафом. В целом Алексей был типичным, но, конечно, не для самого себя, и потому действительно типичным молодым человеком. Таковым он представал перед всем и вся до недавнего времени, в последние же несколько недель его поведение существенно изменилось.
Любивший всегда выказать свое умозаключение, стрельнуть сарказмом, вдруг замолчал. Он принял вид крайне задумчивого человека, подолгу смотрел в одну точку, но при этом не имел признаков депрессии и следов болезного несчастья. Произошло следующее: около месяца назад, как он сам для себя сформулировал, «кто-то свистнул внутри него», – это был не он, точнее, не его часть или нечто ему не принадлежащее. Оно обратило на себя внимание, и весь его юношеский вихрь задора остановился на месте, но не исчез, а направился в другую сторону – в себя. Это нечто представлялось ему то ли на миг сформулированной, но потом сразу забытой, то ли вовсе не оформленной, но готовой вот-вот появиться мыслью. Это нечто вызывало в нем бурю сложных, тяжелых, но оттого чрезвычайно интересных ощущений, которые переполняли его. Пропуская непрерывно весь свой мир через себя, он высматривал это нечто, которое при своем обнаружении должно было преобразиться, по мнению Алексея, если не в судьбоносное, то в явно значимое умозаключение.
В это утро он отпустил те мысли из-за головной боли, которая только одна и заставляла их отпускать, приходя с утра чуть ли ни через день, вызывая при этом прескверное настроение, а потом, спустя короткое время, вмиг исчезая.
Резко затрезвонил телефон ненавистным уже рингтоном. «Маша» – высветилась надпись на экране телефона, сообщавшая, что звонит его давнишний друг Михаил.
Дружили молодые люди для демонстрации самих себя, своих способностей, силы, навыков друг другу, вследствие чего по средствам превосходства перед друг другом каждый утверждался перед самим собой, и потому каждый друг для друга был крайне необходим. Особенно ожесточенно кипела дружба в так называемой интеллектуальной сфере, где Алексей всегда оказывался выше любимого друга.
– Да, – поднеся трубку к уху и секунды две помолчав, вымолвил Алексей.
– Привет, Алёша, – зная, что Алексею не нравится, когда его так называют, поздоровался друг.
– Говори.
– О чем прикажет молвить Его Величество?
– Миха, ну говори, голова раскалывается, – но почувствовав, что головная боль уходит, добавил. – Здорово.
– Что здорово? Почему ты не на субботнике? Староста не отметит, придется через деканат отмечаться.
– Я еще успею? – со вздохом спросил Алексей, сделав такой тон, будто весь этот диалог между друзьями нужен Михаилу, а ему самому плевать и на деканат, и на старосту, и на самого Михаила.
Михаил, для веселья решив поддержать такой разговор с таким распределением ролей, понизив тембр голоса, сказал:
– Конечно, если через секунду наденешь трусы, а через сорок будешь стоять на остановке. Вперед! Пора, мой друг, пора…
Алексей, почувствовав, что головная боль ушла, возрадовавшись этому, выдохнул в трубку телефона, передавая усмешку на тот конец линии.
– Я не люблю иронии твоей, оставь ее, – и через паузу с недобрым сарказмом добавил, – мой друг.
– Стой, забыл, откуда это?
Но Алексей уже нажимал красную кнопку на телефоне.
С удовольствием Алексей обнаружил, что дома никого нет, родители были на работе. Молодой человек собрался примерно минут за пять-шесть и перед выходом выглядел соответствующе. Решив устранить изъяны в своем виде по дороге, правда, еще не зная как, он выскочил в подъезд и побежал вниз по лестнице.
Пролетев один пролет, Алексей наткнулся на своего соседа, на которого он натыкался всю свою сознательную жизнь, уходя из дома или возвращаясь обратно. Феноменальное постоянство этих встреч, не знающее временных, погодных или каких-либо еще исключений, заставило бы обратить на себя некоторое внимание постороннего человека, но Алексей из-за привычки, всегда и у всех убивающей здравый рассудок, удивился бы, если б было как-то иначе. Молодой человек всегда встречал соседа, согнутого своим всегда голым торсом над раскрытым ящиком для картофеля, в никогда не сменяемых штанах, которые были сшиты ему на «пять размеров» больше, как казалось Алексею, из двух мешков из-под картофеля, которые держались на капроновой веревке вместо ремня; и потому неудивительным было то, что Алексею казалось в детстве, что сосед имеет явно картофельное происхождение. Звали соседа дядя Петя, причем звал его так не только Алексей, так его звали все: дети и старики, мужчины и женщины, его домашние, почтальон, участковый, дворник, Алексею в детстве кто-то из дворовых ребят сказал, что так было записано в его паспорте во время войны и что даже его собственная мать называла его дядей Петей: «Такое редко бывает, но бывает, ведь в мультике тоже был маленький мальчик дядя Федор», – сообщил дворовый информатор.
