…Наверно, мы просто заблудились…
Дорога была ну уж совсем ужасная – извилистая, узкая, с глубокими ямами, опасной колеёй, заросшей травой обочиной, совсем неизвестном кюветом.
Но нам с Никитой было абсолютно всё равно, какая там дорога, как трясет, что будет с нашим экипажем. Стояла прекрасная теплая погода. Чистое небо, колосья в поле еле тихо колышутся, березки на опушке медленно помахивают ниспадающими ветвями. Запах луговых цветов, уже к концу лета, заливал сознание приятными мыслями об уходящих праздниках, которые мы так чудесно провели с Никитой. Мы смотрели друг на друга нежным влюбленным взглядом и нам было абсолютно всё равно, куда мы едем, где мы находимся и где нам вообще нужно быть.
Мы резко остановились перед здоровым бучилом (мне даже стало как-то непосебе немного) и вышли на дорогу. Никита сел на корточки перед грязной лужей, посмотрел, подумал, встал и начал ходить взад – вперед, смотря по сторонам. Я села на упавшее дерево у обочины и закурила. Мысли сразу ушли куда-то вдаль, я загляделась на клубы пушистого плотного табачного дыма и стала вспоминать, то, что мы увидали за прошедшие деньки. В очень необычных местах мы были. И в древнем городе на высоком холме над бурной широкой рекой, в старой каменной крепости с большим православным собором, удивительной паломнической деревне с огромным количеством маленьких часовенок.
– Поль, гляди-ка, вон вдалеке деревня какая-то с церквушкой старой, вроде как, – развеял мои мысли Никита, указывая через дымку на поросшее уже таким серьезным осинником то ли село, то ли деревеньку, – дальше мы не проедем; и откуда здесь посреди такого пекла эта лужа взялась; пойдем туда, а то и жрать охота и ноги протянуть, спине дать отдохнуть!
Совершенно беззаботно вдоль пыльной дороги мы двинулись в сторону старого прихода. Солнце только еще подбиралось к зениту, жара стояла неимоверная, сухой бархатный воздух так ласкал загоревшее тело. Никита взял меня за руку и медленно и игриво вел меня вперед помогая перепрыгивать лужицы, переходить через холмики, откидывал сухие упавшие ветки из-под ног и нежно отгонял надоедливых мошек и оводов.
Так мы прошли, просмеявшись до маленькой деревеньки, где всего несколько домов стояло вокруг полуразрушенной высокой купольной церкви с покосившейся колокольней, но необычно большой для такого крохотного поселения, учитывая еще и то, что ехали мы уже так долго, а вокруг не было ни одного поселения за несколько верст. Мы, держась за руки, медленно вошли в деревню, окруженную порослью, как бы защищавшую ее почти со всех сторон от внешнего мира и стали оглядываться по сторонам.
На дворе в жаркий полдень не было ни души. Я даже не заметила никакой домашней живности, да и кошки не прошмыгнуло мимо нас ни разу. Несмотря на полное отсутствие всего живого вокруг была идеальная чистота. Трава покошена под корень, вся куда-то вывезена. У домов растут цветы, будто вчера только высажены и утром политы, избы выкрашены, наличники и закомары подновлены, палисадники украшены крынками и сушеными подсолнухами.
Мы прошли мимо буквально двух трех изб, крытых плотной соломой, по узкой тихой улочке и оказались на своеобразной деревенской площади перед разваливающейся церковью. Здесь же стоял, как новый одноэтажный, но всё же больше других, кирпичный поповий дом. За церковью и перед площадью всюду были фруктовые сады – груши, яблоки, вишня, чернослив, – пестрившие в это время года спелыми плодами и ягодами. Напротив батюшкиного дома еще одно кирпичное строение парадных очертаний, скорее, наверно какая-нибудь церковно-приходская школа – и опять, все чисто и ухожено, будто только вот дети зашли. В противоположном углу площади начиналось поле с сушившимся под палящим солнцем сеном, перед которым стояла вдали одинокая старая почерневшая изба, а дальше открывался прекрасный вид на долину маленькой извилистой речки.
Мы как будто оказались в райском саду, где было всё, чтобы жить здесь беззаботно долго и счастливо. И в этом саду были только мы вдвоем, а вокруг на многие верста тишина и покой. Однако ж нас смутила одна маленькая странная вещь…Ну как маленькая.
Доминантой деревни была большая купольная церковь, квадрат на прямоугольной апсиде, о двух приделах, с полуразрушившейся теплой трапезной и завалившейся колокольней. Мы обошли развалины вокруг и вошли внутрь – а там на удивление, было чисто, хоть и действительно, полуразрушено, на стенах все еще кое-где можно было различить фрески столетней давности на небесно-голубом фоне, а барабан купола изнутри был укреплен свежими стальными арматурами, немного его стягивающими и хоть на малость снижающими риск дальнейшего разрушения. На когда-то бывшем алтаре стояли несколько старых икон, а перед ними горели лампады со свечами – и их тоже явно кто-то вот только-только зажег – свечи еще и до середины не дошли, а воска натекло-то всего-ничего. И что просто заставляло думать, что это сладкий сон, это уж совершенно призрачный, но осязаемый стойкий успокаивающий запах воскуряемого ладана. Но вокруг ни одной кадильни, ни лампадки, ни одной живой души – только тишина и покой.
