В один из дней июня 1518 года, в послеполуденный час, когда вкусный обед съеден, но ещё не переварен, голова опущена на мягкие подушки в прохладной комнате с плотно закрытыми ставнями, тяжёлые веки сомкнуты, а в разморенном сознании трепещут сладкие сны, бретонский город Фужер был разбужен криками: «Король Франциск едет к нам. Карета с саламандрой! Король, король!». Не открывая глаз, эшевен* города сир Гильберт повернулся на другой бок и снова погрузился в своё сновидение – он стоит во дворе замка Амбуаз, где вместе с десятком рыцарей ожидает приезда короля, который вот-вот должен вернуться с охоты…, – и в эту секунду до его плеча дотронулся слуга:
– Мессир, проснитесь. Король Франции едет к нам. Поспешите…
Сон слетел тут же. Глава города сел в постели и растерянно огляделся по сторонам.
– Кто кричал? – недоумённо спросил он.
– Мальчишки, мессир. Они видели карету короля. Она едет к нам.
– Так… Ну-ка, приволоки мне сюда одного из них, – приказал он.
Слуга кинулся исполнять поручение, однако ватага ребят уже успела переместиться на соседнюю улицу, где с завидным старанием продолжала баламутить её обитателей. Добежав до угла, он увидел вдали стайку сорванцов и крикнул что есть мочи:
– Жан, быстро беги сюда, получишь денье!
Возгласы моментально смокли, вся компания остановилась, развернулась и трое счастливчиков, наперегонки, кинулись к нему. Схватив за руку самого первого – рыжего отпрыска сапожника Жака, слуга потащил его в дом.
– Мальчишка доставлен, мессир, – доложил он.
Распахнув дверь спальни, глава города набросился на парня с вопросом:
– Быстро говори, что ты видел.
– Карета, мессир. Большая, красная, отделанная золотом, и на ней герб Франциска. Я то знаю, что саламандра это…
– Карета ехала одна? – перебил его эшевен.
– Да, мессир, совершенно одна.
– Никого рядом с ней не было?
– Нет, точно нет.
– Хорошо. Значит это не король Франциск. Король никогда не путешествует один, рядом с ним всегда свита…, – размышлял вслух Гильберт. – Скорее всего, это придворный, которому он даровал право пользоваться своей каретой.
– Беги, беги, – отослал он Жана, и тут же закричал на слуг:
– Чего стоите? Быстро подавайте рубашку, чулки, что там ещё.
Через две минуты мессир Гильберт выскочил из дома, на ходу просовывая руки в подставляемый слугой камзол. Задыхаясь и проклиная тот миг, когда приближённому короля пришла в голову мысль без предупреждения нагрянуть в Фужер, он бежал к южным воротам – туда, где как на ладони была видна дорога, ведущая в город. Здесь уже стояло человек тридцать бретонцев – таких же как и он сам: раскрасневшихся, потных, одетых в наспех застёгнутые парадные платья и камзолы. Открыв рты, смотрели они на виновницу сегодняшнего переполоха, которая поворачивала внизу, величаво демонстрируя свои округлые, пурпурного бархата бока, герб короля Франции, а позолота сверкала на солнце так, что зрители, застыв в восхищении, были не в силах оторвать глаз от столь ослепительно-роскошного зрелища.
Карета приближалась.
Шёпот смолк, плечи распрямились, толстые животы втянулись, истощенные старческие груди, наоборот, выкатились вперёд, а пара лошадей, обдав близко стоящих горячим влажным дыханием, остановилась прямо напротив эшевена.
Казалось, настал тот долгожданный момент, когда можно было удовлетворить своё любопытство и увидеть приехавшего незнакомца, но, увы, тяжёлая пурпурная ткань, плотно занавешивающая окна кареты, портила всё дело. Знатные господа и простые бретонцы начали протискиваться ближе, отпихивать друг друга, приседать, вытягивать шеи, – всё для того, чтобы посмотреть… даже не на самого влиятельного господина, а хотя бы на цвет камзола того, кто находился сейчас внутри кареты короля Франции… Всё тщетно. И вдруг дверца приоткрылась, какой-то монах, оказавшийся точно напротив, склонился в низком поклоне, выпрямился, сделал лёгкий шаг вверх и исчез внутри. Дверца захлопнулась прямо перед носом сира Гильберта, который только-только успел расчистить себе дорогу локтями. Карета, как ни в чем не бывало, поехала дальше.
Это было сродни поражению!
Во-первых, имя господина, который только что въехал в город, так и осталось неизвестным. Во-вторых, почему простой монах, на которого никто не обратил внимания, оказался ближе к придворному короля, чем они – высокородные дворяне и богатые буржуа? И в-третьих, этот незнакомец даже не счёл нужным выглянуть и поприветствовать их!
В растерянности смотрели оскорблённые жители города на удаляющийся от них красный, широкий зад, но вскоре опомнились и побежали (а некоторые поковыляли, опираясь на руку преданного слуги) следом за каретой. Не прошло и пяти минут, как большая половина любопытствующих, устав от постоянной беготни сегодняшнего дня, совершенно выбилась из сил. Вперёд были посланы слуги с приказом: догнать, смотреть во все глаза, услышать и доложить.
А карета, тем временем, проплутав по улицам города, остановилась прямо напротив церкви Сант-Леонард. Из неё легко выскочил монах, затем тяжело, медленно, опираясь на протянутую руку, сошёл пожилой человек.
Когда запыхавшиеся подмастерья и дворовые выбежали на площадь перед собором, они увидели широкие плечи, короткий красный плащ, ниспадающие до плеч седые волосы незнакомого старика с могучей осанкой, который тотчас исчез за тяжёлой дверью церкви в сопровождении монаха…
Спустя всего лишь полчаса добрая половина Фужера буквально гудела, обсуждая приезд королевского художника и архитектора Леонардо да Винчи в их город. Знаменитый итальянец провёл десять минут в келье простого монаха, перекинулся несколькими словами с настоятелем церкви, кивнул мессиру Гильберту и, больше ни с кем не поговорив, не приняв ничьё приглашение отобедать, уехал из города спустя чуть более четверти часа после того, как въехал в него.
О чём известный художник, любимец короля, облагодетельствованный им, мог разговаривать с простым монахом церкви Сант-Леонард? – этот вопрос не выходил из умов жителей Фужера несколько дней. Ответ мог знать только один человек – молчаливый и строгий служитель церкви Александр. Но он ни в какую не хотел отвечать на чьи-либо вопросы и лишь сверкал чёрными, как уголь, глазами на постоянно донимающих его любопытных горожан. В конце концов от него отстали.
А вскоре, за повседневными заботами, бретонцы и вовсе забыли о знаменитом итальянце, неизвестно зачем приезжавшим в их город…
