Рядом с сосной горел костер. Горел, на мой взгляд, слишком ровно. Без искр, без языков пламени. Пламя вообще больше синее, чем красное. Сосна тоже не совсем сосна. По размеру ствола скорее кедр напоминает. С мощными корнями, выпирающими из земли, и частыми, как у кедра же, ветвями. «Не успел», – подумал я, переведя взгляд на одну из таких нижних массивных ветвей с висящим на ней телом Маргариты. Странно, но вид подвешенной девушки не вызвал у меня ни жалости, ни разочарования. Единственное, это к имеющимся злости и целеустремленности заново присоединилась в разы усилившаяся настороженность. Я стоял в полной темноте, не приближаясь к границе того света, который давали отблески пламени, и не решался ее покинуть. Оставаться в этой липкой, обволакивающей тьме было страшно, но выйти на свет было вообще не по себе.
Стараясь не шевелиться, и не отводя взгляда от висящей ко мне боком обнаженной девушки, я напряженно пытался понять, что меня смущает. «Не ходи», – шепнула тьма мне в ухо. Кожа по всему телу покрылась мурашками. Опять, блин, началось. Я так до сих пор и не определился. То ли таким образом сказалось напряжение и у меня произошел конкретный сбой в голове. В виде голосов. То ли… А вот других внятных объяснений я так и не придумал.
На всякий случай я снова включил подствольный фонарик и, развернувшись спиной к поляне, поводил лучом света по сторонам. Никого. Вновь тишина. Постоял минуту. Еще минуту. Вернулся в исходное положение и, выключив фонарик, сделал несколько осторожных шагов в сторону и в то же время по направлению к сосне. Замер. Глаза обшаривают поляну с нового ракурса. Ничего нового. Еще несколько шагов. Хм. На отходящем от ствола корне лежит одежда Маргариты. Делаю еще несколько шагов, сокращая расстояние, и оказываюсь прямо напротив нее. Тени немного сместились, и я остановился, почувствовав, как волосы на загривке встали дыбом. Я наконец-то понял, что было во всем этом не так. Тело Маргариты висело на ее собственных волосах. «Как такое возможно», – подумал я, уже сомневаясь в том, что она мертва. Блин, волосы какие длинные, вроде не замечал этого раньше. И черные, хотя всегда помнил ее русой. Я, больше не таясь, влекомый любопытством, подошел к ней вплотную. Несмотря на то, что она висела и на ее неестественную бледность, я по-прежнему не был уверен в ее смерти.
Костер неожиданно потух. Разом, как будто закончился заряд батареи. Я нажал кнопку фонарика и, подсвечивая казавшееся обескровленным лицо, тихонько позвал: «Рита». «Ри-ита-а-а», – раздался визг сзади. И следом хохот. Меня как будто пронзило током. Я, подпрыгнув, развернулся на месте и, оскалившись, начал класть заряды картечи в то место, откуда, как мне показалось, раздался этот визг-хохот. Отстреляв пять патронов и не переставая скалиться, от испытанного в который раз за ночь испуга, я тяжело дыша замер. Кроме звона в ушах – ничего. Оглянулся на висящее тело. Тут без изменений. Уже отворачиваясь, заметил непонятное движение. Крутанул ногами «циркуль» и, вытаращив глаза, уставился на то, как на ветке начали расплетаться волосы Маргариты, плавно опуская ее тело вниз. После того как ноги девушки, примяв траву, оказались на земле, волосы неторопливо прикрыли тело, а сама Маргарита откинула голову назад и застыла без движения.
Сзади меня послышались приближающиеся шаркающие звуки. С трудом сдерживая инстинктивное желание пальнуть в Маргариту, я семенящими шажками, медленно, практически на месте, начал разворачиваться. Все естество требовало рвануть отсюда. Бежать не разбирая дороги, просто бежать и вопить, сбрасывая то невыносимое напряжение, которое скопилось внутри за последние часы. Но я был скован всем тем нереалистичными, не поддающимся анализу рассудка, но проживаемым всеми органами чувств сюжетом, который разворачивался сейчас вокруг меня. Луч фонаря ожидаемо высветил вышедшую из кустов на поляну очередную напасть. Напасть выглядела как интеллигентного вида щурящийся от яркого, направленного на него света мужчина. Интеллигентный вид ему придавали аккуратная профессорская бородка и усы. А вот о том, что он из разряда очередной напасти, свидетельствовало то, что этот «интеллигент» был одет в одни лишь трусы и к тому же волочил кого-то за ногу. И этот кто-то, по всей видимости, был мертвым. Этот вывод я подтвердил, на секунду переместив луч света. Живот и горло у него были разорваны. «Не убежал», – тряхнув своей бородкой, констатировал «профессор» и, выпустив из левой руки ногу, за которую волочил тело, прикрыл глаза ладошкой. «Не убежал». Я покрепче прижал приклад плечом и, мысленно посочувствовав своему теперь уже бывшему проводнику, стал напряженно ждать продолжения. «Ты свет-то убери», – недовольно потребовал интеллигент. «Хорошо», – коротко кивнув, согласился я и выстрелил ему в лицо.
Подъехав к нашей столярке, я увидел, что оба Андрюхи уже стоят возле ворот.
– Здорово, пацаны, – поприветствовал их, опустив стекло. Взглянул на часы – 8:40. – Чего так рано?
– Привет, Глеб. Да вот тебя ждем, хотели поговорить.
– Понял, сейчас машину загоню сначала.
Я собрался посигналить, но Валентин, наш сторож, уже увидел, что я подъехал, и начал открывать ворота. Я заехал во внутренний двор, выбрался из машины.
– Валентин, здравствуйте, – поприветствовал сторожа.
– Доброе утро, Глеб. Все без происшествий. Чай вскипел. Хлопцы тебя уже с восьми часов поджидают, – коротко отчитался он.
– Понял вас. Спасибо. Пойду узнаю, чего у них стряслось.
– Пойди, пойди, Глеб. Ну а я до дому, – слегка махнул своей сумкой Валентин. – Сегодня еще моя смена, а завтра уже охламон выйдет. Так что до вечера, Глеб.
– Не знаю, Валентин, может, уже и до завтра, – ответил я, – не уверен, что до конца рабочего дня останусь.
– Ну тогда до завтра, – сторож, прощаясь, протянул руку, пожал мою и неторопливо пошел домой. А я направился к парням.
– Ну чего? О чем хотели поговорить?
Оба Андрея выглядели смущенно. Вообще ребята они были хорошие. И по человеческим качествам, и как специалисты. С детства друзья. Росли в одном дворе. После армии вместе работали у армян в мебельном цехе. Когда мы дали объявление на вакансию распиловщика, пришли тоже вместе. Серьезные, воспитанные, аккуратные. Поговорили с ними и, посовещавшись с Игорем, взяли обоих. Не пожалели. Андрей Савичев, «блондин» прозвали его, занялся изготовлением дверей, а Андрей Фомин – Фома, соответственно, так и занял место распиловщика. Они даже одевались похоже. Сейчас оба были в джинсах, сланцах и в белых футболках.
– Глеб, мы насчет Риты, – начал Савичев.
– Какой Риты? – не понял я его. Я как услышал, что им надо поговорить, сразу начал готовиться к теме поднятия зарплат, даже уже начал прикидывать, насколько это возможно, и поэтому слегка растерялся.
